Атакует «Щука» - [15]

Однако передышка длилась не очень долго. Через некоторое время Васильев опять услышал в наушниках шум винтов надводного корабля. И снова вокруг загрохотали взрывы, сотрясая стальной корпус лодки. На этот раз гитлеровцы бомбили методично и ожесточенно, но разрывы раздавались за кормой.

Подводники упорно боролись за жизнь своего корабля. Командир предпринимал самые различные маневры, но оторваться от преследования не удавалось.

— Что-то крепко он к нам привязался, — озабоченно сказал Столбов. И, подумав, добавил: — Как будто по чистому следу идет.

— Лодка становится тяжелой, — доложил со своего места боцман.

К нему тут же подошел инженер-механик Большаков и наклонился к глубиномеру. Да, «щука» понемногу погружалась. На малом ходу, да еще с толчками, рули уже не держали ее на заданной глубине.

— В чем дело? — спросил Столбов.

— Надо откачивать из уравнительной за борт, товарищ командир.

— Немцы нам качнут, только запусти помпу.

И все-таки помпу пришлось запускать. Она работала, как и главные электромоторы, под аккомпанемент взрывов глубинных бомб. Трюмный Вангатов при этом, словно жонглер, всякий раз с молниеносной быстротой открывал и закрывал клапана.

Мы с комиссаром решили пойти по боевым постам. Отсеки разделили между собой так: ему — носовые, мне — кормовые. Надо было подбодрить людей, рассказать им о тех мерах, которые предпринимает командир, чтобы избавиться от затянувшегося преследования.

Подводникам, которые в эти тревожные часы находились в центральном посту, были известны и окружающая обстановка, и решения командира Поэтому и бомбежка действовала на них не так угнетающе. В остальных же отсеках краснофлотцы и старшины могли только догадываться о происходящем. В таком положении нет ничего хуже неизвестности.

Надо сказать, что экипаж держался хорошо, никто не терял самообладания. Даже молодой моторист Сидорчук выглядел молодцом. На вопрос о том, как он себя чувствует, ответил:

— Самочувствие бодрое, только вот дышать тяжело.

Дышать действительно стало тяжело. Лодка уже много часов находилась под водой. В отсеках скапливался углекислый газ. Машинки регенерации воздуха нельзя было включать, так как они создали бы много шума, который могли услышать акустики на вражеском корабле.

По себе чувствую: кислородное голодание дает себя знать — немеют пальцы рук, ноги становятся как деревянные, кружится голова, хочется спать Вижу, торпедисту Мельникову совсем плохо: он дышит тяжело, на губах выступила пена. Фельдшер Разговоров, который и сам еле держится на ногах, оказывает морякам помощь. Пытаясь привести Мельникова в чувство, он заставляет его дышать через патрон регенерации. Но польза от этого невелика. Одно дело, когда машинка гонит через патрон воздух под давлением. Это действительно способствует его очищению. А легкие человека, как бы они ни были натренированы, не могут добиться этого. И все же Разговоров настойчиво уговаривает Мельникова дышать, тормошит его, не давая заснуть.

— Дыши, дорогой. Держись. Вспомни, как о тебе в сводке Информбюро писали. И еще напишут. Только держись…

И так помогал слабым товарищам каждый более или менее сильный моряк. Пример в этом показывали коммунисты. Выбиваясь из последних сил, они не только спасали товарищей, но и несли вахту, обеспечивая маневрирование корабля. Это было главным условием того, что лодка, а вместе с нею и все люди выжили.

Судя по показаниям часовых стрелок, на поверхности моря наступало темное время суток. Разрывы бомб становились все глуше и уже не причиняли лодке никакого вреда. Потом они стали рваться где-то далеко за кормой, а затем и совсем прекратились.

Наступила ночь. Люди буквально задыхались без кислорода, аккумуляторная батарея почти полностью разрядилась, и командир решил всплыть.

Всплывали со всеми предосторожностями. Сначала акустик Васильев прослушал горизонт, нет ли вокруг каких шумов. Затем Столбов поднял перископ.

— Темно, видимость — ноль, — сообщил он нам с комиссаром. Потом смахнул с лица рукавом кителя мелкие капельки пота и приказал продувать главный балласт.

Мертвая зыбь плавно раскачивала «щуку» с борта на борт. Подводники блестящими глазами на осунувшихся лицах жадно смотрели на вентиляционные грибки, ожидая, когда ударит оттуда струя свежего воздуха.

Командир, как и полагается, первым поднялся наверх. Вдохнув полной грудью, качнулся то ли от волны, то ли от головокружения. Ухватился за ограждение мостика. Руки в кожаных перчатках скользнули по мокрому металлу. Столбов быстро огляделся вокруг, вызвал снизу вахтенного офицера и сигнальщика. Потом снял перчатку, провел рукой по тумбе перископа и поднес ее к лицу. Рука была в соляре.

— Так вот оно что, — мрачно сказал Николай Гурьевич и, склонившись над люком, откуда тянуло теплым и еще тяжелым воздухом, крикнул в центральный пост, чтобы инженер-механик вместе с боцманом выходили осматривать корпус.

Осмотр подтвердил самые худшие предположения. Но прежде чем рассказать о результатах осмотра корпуса лодки, требуется сделать небольшое пояснение.

Дело в том, что подводные лодки типа «Щ» для увеличения автономности плавания брали соляр не только в специальные топливные цистерны, расположенные внутри прочного корпуса, но и в две средние цистерны главного балласта. И хотя эти цистерны имели дополнительное оборудование, однако были наиболее уязвимым местом корабля. И на этот раз они первыми не выдержали бомбежки: от близких разрывов в них появились большие трещины. Вытекавшее из них топливо оставляло на поверхности моря масляный след, по которому шел вражеский тральщик до наступления темноты.