Астроном - [5]
– Тебе, – Кива Сергеевич многозначительно хмыкнул, – а вернее нам, предстоит построить зеркальный телескоп, или телескоп-рефлектор системы Ньютона. В первую голову требуется изготовить вогнутое зеркало, которое играет роль объектива. Для этого нужно толстое стекло, заготовка. Можно витринное, но лучше всего от иллюминатора. Ты вешь, где достать стекло от иллюминатора?
Миша недоумевающе пожал плечами. Через Курган протекала небольшая речка Тобол. Дальше, спустя несколько сот километров она разливалась, превращаясь в солидную реку, но здесь ее с трудом хватало для купальных забав короткого зауральского лета. В пляжный сезон по Тоболу, не спеша, плавали лодочки, иногда показывался милицейский катер. Другими плавсредствами сухопутный Курган не располагал, и где достать иллюминатор, Миша не имел никакого понятия.
– Астроном, – поучающе поднял указательный палец Кива Сергеевич, – все вокруг себя видит сквозь призму призвания. Гды спиш ораз гды ядаш, – тьфу, – резким движением головы Кива Сергеевич остановил внезапно прорвавшийся польский, – когда ты спишь, и когда ты ешь, когда целуешь девушку и даже когда забегаешь в кустики по малой нужде – ты всегда должен оставаться астрономом. А что это значит? Это значит: глаз осматривает, ухо прислушивается, голова запоминает. Любая мелочь, которая может пригодиться, наматывается на ус. Накрепко наматывается. Зрозумел?
– Понял, – ответил Миша.
– А теперь, – продолжил Кива Сергеевич, – шуруй к мосту через Тобол, там возле лодочной станции лежит на песке старый катер. Уже три года лежит, весь проржавел. На него явно махнули рукой. Так я думаю. В катере есть по три иллюминатора с каждого борта. Выбери, какой на тебя смотрит, и развинти.
Миша кивнул головой, повернулся и пошел к двери.
– Эй, – окликнул его Кива Сергеевич. – Болты там хоть и были покрашены, но давно проржавели. Возьми гаечный ключ покрепче и трубку металлическую. Ключ вставишь в трубку, чтоб плечо увеличить, иначе не отвернуть. И терпением, терпением запасись. Терпение – главная добродетель астронома!
Есть неуловимое очарование в старых мостах. Замшелые деревянные сваи, скрипящие доски настила, зеленая вода, так близко бегущая за почерневшими перилами, ее холодный, свежий запах, перемешанный с пряной гнилью травы, осевший на ледоломах.
Их строили еще вручную, вбивая кувалдами каждую сваю, выбирая на звук доски, прислушиваясь, по-крестьянски основательно, нет ли трещины, строили на годы, на десятилетия. В центральной России они не сохранились, сгорели, одни в лихолетье гражданской, другие под гусеницами Отечественной, но за Уралом, куда не долетали немецкие самолеты, мосты стоят до сих пор, намного пережив и строителей, и эпоху.
Катер лежал, глубоко зарывшись в песок. Его борта проржавели до дыр, все полезное давно было свинчено и унесено. На иллюминаторы никто не позарился, какой от них толк в домашнем хозяйстве? Миша потрогал гайки; наросты краски превратили их в бесформенные нашлепки.
«Терпения тут, действительно, понадобится много, – подумал он. – Может, на другом борту положение не такое трудное».
Он пошел вдоль катера, стараясь ступать точно по краю его тени, просто так, ради игры. Тень кончилась, и с другой стороны он уткнулся в двух парней, привольно расположившихся под бортом. Парни грелись на солнце и выпивали: несколько уже опорожненных бутылок валялись неподалеку. Употребляли они дешевое вино, «Солнцедар», в Кургане его называли «гамыра».
Один из них лежал, привалившись к борту катера прямо под иллюминатором, а второй стоял в позе горниста, высоко задрав локоть. Вместо горна в руке он держал бутылку и, обхватив горлышко вытянутыми губами, крупными глотками переливал в себя ее содержимое. Увидев Мишу, он с чмоком вытащил бутылку изо рта, отер губы и осклабился.
– А вот и козлик пожаловал. Ходи посюдова, козлик.
Драк Миша не боялся, в школе ему приходилось стыкиваться то с одним, то с другим задирой, но тут перевес сил был слишком велик. Он молча подошел, сжимая в одной ладони гаечный ключ, а в другой трубку.
– Гляди-тка, – зареготал парень, – вооружен и очень опасен!
Солнце играло на его крупных блестящих зубах, переливалось в глазах, брызгало искрами с кончиков волос.
– Кинь на землю, – приказал он, не переставая скалить зубы. – Скидавай, кому говорят.
Трубка и ключ полетели в песок.
– Дай пару копеек, видишь, гамыра кончается.
– У меня нет.
– Нет, говоришь. А ну, попрыгай!
Кривясь от оскорбления, Миша несколько раз подпрыгнул. Ничего не зазвенело. Бумажный рубль, запрятанный во внутреннем кармане пиджака, лежал тихо.
– Да не так, – посерьезнел парень. – Козликом попрыгай.
– Как это козликом?
– С ног на руки, вверх-вниз.
– Эй, – подал голос второй, лежащий на песке парень. – Кончай мальца травить. Чо он тебе сделал?
– Да пока ничо, – отозвался первый, – но может. Давить его надо, пока не вырос.
– Так сразу и давить, – не согласился лежащий. – Ты лучше в круг мальца пригласи, выпить, закусить. Может, нашим станет.
– Это мысль, – согласился парень и протянул Мише бутылку «Солнцедара». – На, ломани глоток.
Миша взглянул на обслюнявленное горлышко.

«Это проза нетривиальная, сочетающая в себе парадоксальность мышления со стремлением глубже постичь природу духовности своего народа».Дина Рубина«Ко всем своим прочим недостаткам или достоинствам — дело зависит только от позиции наблюдателя — Тетельбойм отличался крайне правыми взглядами. Усвоенный когда-то на уроках ГРОБ (гражданской обороны) принцип: ни пяди родной земли врагу — он нёс сквозь перипетии и пертурбации израильской действительности, как святую хоругвь. Не разделяющих его воззрения Тетельбойм зачислял в отряд «пидарасов», а особенно злостных, относил к подвиду «пидеров гнойных».Все прочее человечество проходило по разряду «козлов».

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Святость любви и любовь к святости в алькове каббалиста. Эта книга для тех, кто живет с закрытыми глазами, но спит с открытыми. Главное таинство каббалы – то, что происходит между мужчиной и женщиной – впервые по-русски и без прикрас. Книга снабжена трехуровневым комментарием, объясняющим не только каббалистическую терминологию, но и более сложные понятия, связанные с вызыванием ангелов и управлением демонами.Даже не знающий кабалистических тонкостей читатель оценит психологическую и языковую точность рассказов, вполне достойных занять место в антологии лучших рассказов о любви, написанных на русском языке в первом десятилетии 21-ого века…

Романы, повести и рассказы Якова Шехтера публикуют в Израиле, США, Канаде, России и, конечно, в Одессе.У писателя вышло 16 книг, его произведения переведены на иврит, английский, французский языки.Я. Шехтер лауреат премии имени Юрия Нагибина, вручаемой СП Израиля за лучшую книгу прозы 2009 года, он вошел в длинный список «Русской премии» 2011 года.Как сказала о книге Анна Мисюк: «Ты входишь с героями рассказов просто с улицы, из дома, или офиса в пространство, о котором либо не ведал, либо забыл, и теперь от тебя зависит, куда ты вернешься: сохранишь ли нить связующую с духовным заветом или опять утвердишься в комфорте обыденности — это твой выбор, твоя тайна жизненного пути.».

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

«Яков Шехтер как художник настолько наблюдателен, что умеет находить шекспировскую коллизию в обыденном соре и дрязге жизни. Разночинная, просторечная стихия его прозы оказывается пронизанной нервной сетью такой чувствительности и густоты, что, кажется, тронь эту оболочку, и на ней выступит капелька крови. На дне многих его сюжетов дремлют раскольниковские страсти».Валерий Сердюченко, профессор литературы Львовского университета.

Не повезло казачьему хутору Большой Набатов, когда в нем обосновались переселенцы из России Рахмановы…

Сельчане всполошились: через их полузабытый донской хутор Большие Чапуры пройдут международные автомобильные гонки, так называемые ралли по бездорожью. Весь хутор ждёт…

Под Новый год в глухом задонском хуторе оказались несколько нестарых мужчин — сельчане, подавшиеся в город, вернулись погостить на родину. И началась буйная молодая гульба…

Хотелось бы найти и в Калаче-на-Дону местечко, где можно высказать без стеснения и страха всё, что накипело, да так, чтобы люди услышали.

В конце зимы пришла из поселка весть: умерла соседка, тетка Фрося. И вспомнилось автору, какой она была…

Из города в родной хутор наведался Вася Колун, молодой, да неустроенный мужик. Приехал сытым, приодетым — явно не бедовал. Как у него так вышло?