Астральное тело. Скоморох, или Начало Магии - [19]

Однако я определенно сознаю, что Наташа, как и я, тоже полна ожидания встречи.

Вика все чаще приходила ко мне домой, и мы проводили утренние часы с нею в постели. Но все же я не забывал о Наташе, она неотступно присутствовала в моем сознании. И совесть все чаще заедала меня: я не хотел потерять Вику, но я не мог и забыть Наташу! Случалось, что я неожиданно ускользал от Викиной ласки, взамен говорил какую-то чепуху, ссылался на плохое настроение или на торопливость каких-нибудь служебных обстоятельств, требующих моего безотлагательного присутствия.

Но как только я подобным обманом, а я человек совестливый, уходил от Вики, так совесть моя утяжелялась, и уже не одна, а две иконы неотступно преследовали мое настроение: Наташа и Вика…

Часто мне казалось, что я очень люблю Вику, а Наташа — это некий символ, который одухотворяет меня в моей любви. Но как я глубоко ошибался!..

Наташа, как ангел-хранитель, берегла меня, она печально и нежно заглядывала мне в глаза… А Вика осторожно подозревала, не докучала капризами, но озабоченно укоряла, поглядывая на меня с моей воображаемой иконы…

Ко мне на лавку подсел какой-то мужчина: на лице щетина — не брился дня три или четыре, небольшой черный дипломат бережно положил себе на колени.

Он даже не посмотрел в мою сторону, а так, уставившись взглядом куда-то сквозь асфальт, спросил:

— Составишь компанию?

— В смысле? — в свою очередь спросил я.

— Выпить хочешь?

— Нет, — отрезал я, но, видимо, это у меня получилось неуверенно.

— Напрасно, — сказал мужчина.

Он осторожно приоткрыл дипломат и вытащил оттуда непочатую бутылку водки, стакан, ломтики сухой колбасы, с пол-булки нарезанного хлеба. Всю эту кухню он разложил на газете возле себя, сорвал лезвием складного ножичка жестяную пробку со «столичной» и, налив себе грамм сто, преподнес стакан к губам:

— Твое здоровье! — сказал он в мою сторону и тут же, в одно мгновение, опорожнил содержимое стакана.

На какое-то время он затаился, словно ожидал пожара в своем желудке. Потом, будто по системе йогов, он шумно выдохнул из легких весь воздух, и у него получилось: ха-а-а…

Я слегка поморщился и сглотнул слюну. Настроение у меня было никудышное и я, не удержавшись, попросил:

— Налей пол-стаканчика…

Сосед по лавке воспринял мою просьбу с пониманием, и, как само собою разумеющееся, он не говоря ни слова аккуратно налил из бутылки пол-стакана и для меня.

Я подсел поближе, взял стакан и тоже залпом проглотил его содержимое.

— Бери колбасу, закусывай, — предложил мне мужчина.

Я сделал себе бутерброд… Пару минут мы оба молчали… Мы сосредоточенно жевали закуску и многозначительно переглядывались.

Теперь я чувствовал какую-то зависимость от своего неожиданного компаньона, простодушную обязанность перед ним.

Так бывает часто: приобретет для тебя билет в автобусе отзывчивый пассажир, сделает вроде бы пустячное дело, выручит потому, что у тебя в этот момент не оказалось мелочи в кармане, казалось бы — радуйся и будь доволен, а нет же, всю дорогу состояние такое, словно крохотную частицу твоего «я» купили за пять копеек, и до той остановки, на которой ты выйдешь, владеет этой самой крохотной частичкой твоего «я» тот пассажир, отзывчивый и любезный… Я не знаю, может, это только я себя так ощущаю в подобных ситуациях… Что поделать… Или я болезненный себялюб, или я слишком застенчивый…

По крайней мере, в тот день, когда я сидел в парке на скамейке, «автобусное» чувство заставило меня первым нарушить зябкий, бессловесный уют парка.

— У вас тоже плохое настроение?

— У меня? — переспросил компаньон. — Гм… Отличное! Иначе не сидел бы я здесь, с вами, молодой человек, и не пил бы эту гадость! — Он шутливо поморщился.

Я улыбнулся в ответ. Хмельное вдохновение, словно молоденькая и обаятельная девушка, которую я поманил, присело ко мне на колени. Но я еще не прикасался к ее прелестям, а только наслаждался ее прикосновениями ко мне. Все начинало оживать вокруг, ветер в порывах радости шелушил опавшую листву на асфальте; дотрагивался до меня острыми сучками кустарника, некоторые его ветки небрежно висели у меня над головою и как бы заигрывали с моими волосами. Теперь я был немножко пьян.

— Пить надо уметь, молодой человек, — сказал компаньон и многозначительно добавил: — Пить, — это все равно как правильно есть, дышать, бабу ощупывать.

— А вы философ! — отметил я, чувствуя, как девушка, тоже хмелея, нашептывает мне выпить еще пол-стаканчика водки. Тут я уже предложил сам:

— Может, еще по пол-стаканчика?..

Компаньон шмыгнул носом и, опять же, не комментируя свои действия, плеснул из бутылки в стакан сто граммов свежей серебристой водки. Почувствовав жажду, я с жадностью приник к граненому стакану, словно к прохладным губам девушки. На этот раз я пил водку небольшими глотками, испытывая необъяснимое удовольствие. Набив рот колбасой и хлебом, с трудом прожевывая, я размеренно проговорил:

— Хашо… гда… се… хашо!

Компаньон ничего не сказал в ответ, а только налил себе очередные сто граммов и, как и в первый раз, быстро выпил их. Я наконец прожевал колбасу с хлебом и расслабился, откинувшись на спинку лавки. У меня уже было хорошее настроение, и я мечтательно окинул парк влюбленным взглядом.