Ассистент - [17]

Никто, кроме Катерины, моего триумфального затмения рассудка не заметил. И слава богу. Впрочем, и длилось это от силы минуту, пока девушка у зеркала приводила себя в порядок, вертясь, как это у них принято, а может, и сознательно себя демонстрируя. Для меня… Размечтался, кретин.

Овсянников, дождавшись, когда Катерина подкрасит губы и поправит сбившийся локон, торжественно провозгласил:

— Ну а теперь, господа, я проведу для вас эксклюзивную экскурсию по дому-музею знаменитого декабриста князя Трубецкого!

Он сказал «господа», обращаясь на самом деле к одному только итальянцу. Красивые женщины Мишу интересовали мало, нас с Сергеевым он вообще не замечал, а вот Марко Ленцо ему явно понравился. И как иностранец, и как мужчина. Я итальянцу не завидовал. Меня мужское излишнее внимание раздражает. Впрочем, и этих ребят я извращенцами не считаю, боже упаси, не судия я им. Каждому — свое. Если кого прикалывает, пусть хоть мальчиков трахает, хоть куклу надувную, хоть чурку с глазами, лишь бы по согласию. Меня лично — не прикалывает. Мне женщины нравятся, не знаю уж почему…

И я смотрел на одну из них, самую лучшую, самую красивую, несмотря на место жительства. А она делала вид, что заинтересовалась горькой судьбой столичных аристократов с их верными женами и тем, что они ели на завтрак и что пели после ужина… Может, и правда ей было интересно. Как и Марко Ленцо. Того вообще пятнадцать минут не могли оттащить от клавесина восемнадцатого века, выписанного в Сибирь для младшей дочки князя из города Милана… А Овсянников говорил и говорил. Я все это слышал уже неоднократно и читал, меня это мало интересовало. А много меня интересовало происхождение такой красоты и обаяния в живом женском обличье переводчицы Катерины.

Дождавшись паузы, когда они переходили из комнаты в комнату, я коснулся (коснулся-таки, сбылась мечта идиота!) ее плеча и спросил шепотом:

— Катя, вы коренная москвичка?

Она задумалась на мгновение.

— Не знаю даже, что ответить… Мама родом из Саратова, папа из Ленинграда. Он дипломат, в Москве учился, квартиру там же получил. Так что, похоже, москвичка, но родилась в Мексике, папа там работал в посольстве.

Во как… Запутанная история, но главное я понял — не коренная, не московская красота. Иначе и быть не могло!

— Да, Андрей, — сказала Катерина, — Марко Ленцо хотел бы посмотреть на Байкал. Это далеко от Иркутска?

— Рядом, час с небольшим на машине. Но зачем ему? Вы же на Ольхон снимать скоро поедете. Насмотритесь до одури.

Катерина пожала плечами:

— Хочет. А куда ехать?

— В Листвянку. Скажите водителю, он знает.

— Спасибо.

Пока я выдумывал следующую фразу для поддержания контакта, Катерина, отвернувшись от меня, снова погрузилась в историю изгнания опальных российских дворян. Я не обиделся. Девушка была на работе, ей за это доллары платили.

Но всему приходит конец, смолк и Овсянников. Мы с Сергеевым вздохнули с облегчением, а Марко Ленцо сразу и спросил устами Катерины, в каких комнатах особняка им позволено снимать.

— В любых! — Директор сделал широкий жест. — Выбирайте!

Итальянец просиял и еще раз вместе с Катериной и Григорием пошел по дому. Я им был без надобности. Не одеваясь, вышел на крыльцо покурить, но не покурил, замер с незажженной сигаретой во рту. Потому что, словно прихрамывая, как-то боком в мою сторону летел крупный белоголовый орел-могильник. И не один. Его преследовала большая стая ворон, шумящих оперением, картаво каркающих на своем птичьем языке, будто азербайджанцы на рынке.

Левое крыло орла было повреждено, и он, вероятно устав, сел на конек крыши конюшни. Мгновенно черная туча образовалась над ним. Вороны кружили, не решаясь напасть. Одна из них, самая отчаянная или глупая, рискнула — спикировала у орла за спиной. Но тот, будто увидел, легко развернулся, ударил резко мощным клювом — черная птица беззвучно упала на скат крыши, и тушка ее скатилась на землю. Орел заклекотал победно. Стая чуть отшатнулась, но не разлетелась, нет. Вороны кружили и кружили, сужая круги, и была в этом нескончаемом кружении та настойчивость, которая сильнее силы. Орел был обречен. И словно в подтверждение моей догадки, я услышал за спиной:

— Заклюют.

Рядом стоял Григорий с зажженной зажигалкой. Я наконец прикурил. Вероятно, стоял он уже давно, все видел.

Орел взмахнул крыльями и полетел. Вороны не отставали.

— Как он в город-то попал?

— Залетают. — Сергеев пожал плечами. — Белоголовый орел, кстати, в Красной книге, на Ольхоне их совсем не осталось, а раньше было…

Он не договорил, достал мобильник, нажал кнопку вызова и произнес раздельно, чуть ли не по слогам:

— Здравствуйте, я Григорий Сергеев, — после чего сразу отключился.

Я посмотрел на него с легким недоумением. Он пояснил:

— Я главному режиссеру позвонил, Полю Диарену, представился. Он мне ответил, выучил русское слово «о’кей». Сейчас переводчика позовет, и тот мне перезвонит.

Действительно, через минуту я услышал торжественные аккорды гимна Российской Федерации. Вот уж не подозревал, что Сергеев настолько патриотичен, что вставил мелодию гимна в свой мобильный… Или прикалывается? Впрочем, нет, на него не похоже, не такой он человек — серьезен, часто даже чрезмерно.