Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего, что я куру? - [12]
— Да ты не бзди, — громко, на весь павильон, отвечал мне великий актер, и вся выдающаяся массовка из великих актерских звезд, которые составляли этот эпизод, диалог этот слышали. — Ты давай хлопушку!
Этот опыт неуправляемого публичного общения с суперзвездами я хорошо усвоил. Я стал от Урусевского бегать: передвигался по Москве тайными тропами, наведывался к тем друзьям, у которых выловить меня никак не могли. Или не подходил к телефону, а если и подходил, то сначала молчал. На другом конце провода тоже молчали. Шла довольно страшная игра, продолжавшаяся полтора-два месяца.
Как*то, уже ближе к осени, мы гуляли по Москве с Таней Полторацкой. Шли по набережной напротив Новодевичьего монастыря. Уже смеркалось, воскресенье, по-моему, было, во всяком случае вокруг — никого, пустая Москва. Мимо нас, роскошно шурша шинами, проехала белая «Волга». И вдруг, отъехав дальше еще на добрый километр, «Волга» стала притормаживать, сбавлять ход, потом остановилась и стала задом пятиться к нам. Я застыл как вкопанный, понимая, что это Он и Он меня настиг. Машина, как в страшном сне, приближалась. Сейчас надо будет Ему что*то говорить. Что?
Машина наконец остановилась. Из нее вышел Сергей Павлович, все такой же красивый, обаятельный, седой, всепонимающий, все такой же человек-легенда, великий миф мирового кинематографа. Таня отошла в сторону.
— Что это за игра в прятки? — начал Сергей Павлович мирным тоном. — Зачем вы это делаете? Мы не понимаем ни вашего поведения, ни его мотивов. Вы принесли нам такую прелестную вещь — мне сейчас уже очень многое нравится в вашем первом варианте. Я уже как*то ощутил и эстетику Родченко, и Дейнеки, о которой вы говорили. Тем более что и того, и другого я хорошо знаю, я же сам из ВХУТЕМАСа…
Я почувствовал, что сейчас воронка благожелательнейших слов снова всосет меня.
— Сергей Павлович, — начал я трагическим голосом. — Я понял, что с этим не справлюсь. Спасибо за доброе ко мне отношение и вам, и Михаилу Ильичу. Но у Михаила Ильича тоже случаются неоправданные увлечения. Уверяю вас, он ничего не читал из моих сочинений, кроме каких-нибудь десяти страничек. Мне так перед вами неудобно! Мне и перед собой*то неудобно! В сущности, я сценарный шулер, самозванец. Как самозванцу и шулеру, мне вас просто стыдно. Вы поймите, я вам не звоню не потому, что лень работать или хочу у вас что*то выторговать, а потому, что стыдно. Я понимаю, что вы от меня хотите, но я знаю, что этого не напишу! До вашей техники мне и тянуться*то бессмысленно: вы можете все, я — ничего. Вы видите, мне тяжело это говорить. Но это так. Поверьте, я перед вами чист как слеза.
Я впаривал ему этот бред с такой искренностью, с такими душевными муками, что он мне поверил.
— Что же вы сразу не сказали? Я потерял полтора месяца.
— Сергей Павлович, я вам нашел человека, который напишет как раз то, что нужно.
— И кого же вы мне нашли?! — недоверчиво спросил Сергей Павлович.
— Увозите его в Болшево и через три месяца вы получите сценарий. Только держите его намертво, как вы умеете. В кандалы закуйте, гвоздями к стенке прибейте. Он все напишет вам, клянусь! И сценарий будет как песня!
— Кто это?
— Гена Шпаликов.
— Слушай! А как же это я сам не подумал…
Я знал, что у Гены нет ни копейки, что ничего кроме пользы от этой работы для него не будет. Если Урусевские увезут его в Болшево, это будет и для Гены благом и удачей. Он там придет в себя и действительно все напишет.
Я тут же провернул титаническую работу. Нашел Гену, ласково втолковал ему все, что от него требуется.
Они уехали в Болшево, написали сценарий-песню. Картина не получилась.
Но Урусевский потом говорил мне:
— Какое вам спасибо за Гену Шпаликова!
Он был страшно доволен сценарием.
Они построили какие*то немыслимые декорации, которые производили ошеломляющее впечатление. В первом павильоне был сооружен Нью-Йорк из обломков зеркал и серебряной фольги. Весь «Мосфильм» собирался в этом павильоне во время его съемок, все следили за феерической игрой света затаив дыхание. Я тоже туда приходил.
Что же до Гены Шпаликова, то для него эта есенинская история закончилась трагическим ударом. Как*то он пришел ко мне домой в восемь утра в полном расстройстве чувств. Обычно, приходя, спрашивал:
— Рюмка водки найдется?
На этот раз Гена попросил:
— Дай пишущую машинку.
— Ты что, Гена? Зачем тебе спрозаранку пишущая машинка?
— Я должен написать письмо этому засранцу.
— Какому засранцу?
— Министру нашему. Какого*то Ермаша назначили нам министром. Он посмотрел картину Урусевского и дал ей тираж шестнадцать копий!
Это во времена, когда все картины практически печатались тысячными тиражами! Ермаш, как тертый партаппаратчик, посмотрев «Пой песню, поэт!», позеленел и одним росчерком пера все решил.
Шпаликов взял машинку, ушел с ней на кухню. Вскоре с кухни донеслось бодрое клавишное «тр-р-р-р-р-р», затем наступила страшная пауза. Через какое*то время я в тишине зашел на кухню. Гена молча глядел за окно. В ту пору вокруг моего дома на Юго-Западе еще ничего не было — росла густая трава, в траве бродили коровы…
— Это капздец! Мне хана! — пробормотал Гена. — Вся надежда была на эти потиражные. За Дашины уроки не плачено, за квартиру не плачено, везде — не плачено, не плачено, не плачено…
Олег Иванович Янковский, безусловно, великий артист и человек.Не одно поколение людей и помнят, и любят его роли в кино и в театре… Вдвойне счастливы те, кому в течение жизни довелось близко, пусть даже мимолетно, с ним общаться.Эта книга – попытка реконструкции живой речи Янковского, она будто эхо его голоса. В основе текста – фрагменты интервью артиста, его прямая речь, зачастую обращенная не к слушателю (читателю), но внутрь себя…Первая часть настоящего издания – эссе Сергея Александровича Соловьева, созданное по мотивам его фильма об Олеге Ивановиче Янковском, из цикла «Те, с которыми я…».
Известная актриса театра и кино и при этом успешный врач-эндокринолог Татьяна Люсьеновна Друбич — явление, без сомнения, выдающееся в нашем кинематографе. Ее яркие и неординарные образы, подлинная природная красота до сих пор не оставляют равнодушными зрителей разных поколений. Будучи женой известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, она была и остается его музой на десятилетия. Его книга, созданная по мотивам фильма о Татьяне Друбич из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами.
Первый том воспоминаний кинорежиссера Сергея Соловьева посвящен началу — жизни человеческой, жизни профессиональной. Детство, отрочество, юность, первые пробы пера и кинокамеры; стоп-кадры — лица друзей, учителей и коллег, ныне здравствующих и ушедших; битвы с начальством, с самим собой; и поражения, и победы, и кино.
Александр Гаврилович Абдулов вошел в историю кино как невероятный красавец, любимец миллионов и по-настоящему народный артист. Вдвойне счастливы те, кому посчастливилось общаться с ним лично. Книга известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, созданная по мотивам его фильма об Александре Абдулове из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами.
Имя Станислава Сергеевича Говорухина известно всем — советский и российский кинорежиссер, актер, сценарист, продюсер, публицист, живописец, политик, общественный деятель. Более полувека в искусстве, еще четверть века — в политике! Книга известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, созданная по мотивам его фильма о Станиславе Говорухине из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами.
Первый из пяти осколков утерянного артефакта Светлой Силы в руках нашего героя. Впереди долгий и опасный поход в Древние Пустоши к храму светлого пантеона древних создателей этого мира. Сможет ли Кроп отыскать оставшиеся осколки артефакта? Вернутся ли боги в искаженный Мраком мир и вступят ли в бой против истинного зла за жизни призвавших их смертных? Ждать осталось недолго и скоро все прояснится.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.