Аскольдова тризна - [2]
Друзья попрощались с Лагиром, Ерусланом и Никитой, пожелав им во всем добра и удачи.
— Вашими устами да мёд пити, — широко заулыбался Никита.
Обнялись, Лагир прослезился.
Налюбовавшись в этот ранний час с высоты крепостной стены обители лазурными водами и блестевшими на солнце куполами храмов Константинополя, Дубыня повернулся назад. Открывшаяся перед глазами местность представляла собой полную противоположность тому, что до сих пор лицезрел друг Доброслава: она была изрезана тёмными оврагами, буераками и покрыта густым хвойным лесом, через который еле проникали солнечные лучи. А чуть в стороне Дубыня увидел таверну и подозвал Доброслава:
— Глянь, никак «Сорока двух мучеников», таверна одноногого Ореста… Давненько мы её не посещали. Смотри, смотри! — воскликнул Дубыня и дёрнул за рукав Доброслава. — Вон туда, на дорогу… Видишь всадника в чёрном? Ишь как нахлёстывает коня, а тот еле скачет, вконец заморит его, паршивец!..
— Сегодня, после службы, наведаемся туда, — пообещал Доброславу Клуд.
Во время смены стражи глазастый Дубыня снова заприметил ещё одного всадника, тоже ходко скакавшего к таверне, закутанного в монашеское одеяние.
А в полдень, возлежа за угловым акувитом, расположенным напротив наружной двери, друзья увидели, как в таверну действительно вошёл монах с низко надвинутым на лицо куколем. Он тоже возлёг, но в другом углу, и заказал еду. Знакомое в его облике увиделось Доброславу, он шепнул другу:
— Уж не Леонтий ли?…
Подошедши к монаху, окликнул. Тот откинул куколь, с возгласом «Доброслав!» и с распростёртыми объятиями бросился к русу.
— Леонтий! — вскричал и язычник, увлекая за собой инока.
Уписывая за обе щеки жареного карася, Леонтий стал расспрашивать друзей, как они тут оказались? Ведь по сведениям, полученным от хозяина таверны, русы давно отошли от Константинополя, приняв от василевса откуп. А когда сведал, что Доброслав и Дубыня нанялись защищать монастырь Иоанна Предтечи, нахмурился:
— Э-э, не советовал бы там находиться, в этом вертепе, в этом исчадии ада… Хотя всё забываю, что вы — язычники, и вам всё равно, кому служить…
— Нет, Леонтий, ты не прав… С радостью служили б Константину… Только поговаривали — далеко он, у своего брата Мефодия…
— Да, Доброслав. Помните, Константин говорил, когда вы отплывали в Киев, ещё до нашествия архонтов Аскольда и Дира, что мы тоже покинем столицу Византии. И мы её скоро покинули. Обидели нас по возвращении из Хазарии и на этот раз… Такова благодарность за всё доброе сумасбродных правителей… Видимо, это сильно подействовало на Константина, и он слег…
— Болен? — с волнением спросил Доброслав.
— Да, и очень…
— Леонтий, возьми нас с собой! Снова попробую вылечить философа.
— А как же служба?
— Это уладим… Получим за месяц жалованье и удерём. А ты выпроси у патриарха нам разрешение на свободное передвижение по землям империи. Чтоб не могли меня и Дубыню, как язычников, судить и продать в рабство…
— Попробую… Действуйте, как говорите… Вы будете нужны и в дальнейших наших делах, — Леонтий сделал ударение на последних словах. — А пока философа надо лечить. Поэтому я послан сюда Мефодием за придворным врачом. Сегодня буду просить приёма у Фотия… И от братьев передам ему одну вещицу…
— Воля твоя, — тихо промолвил Клуд, огорчаясь тем, что Леонтий не поверил в него как исцелителя всерьёз и до конца.
— Вот ты, Леонтий, говорил о вертепе, в котором мы служим, — встрял в разговор Дубыня. — А почему же сам оказался здесь, в этом пристанище дьявола? — И чернобородый с улыбкой обвёл взглядом внутренность таверны. — Не ты ли давеча скакал по лесной дороге?…
— Тише! Тише! — замахал руками на Дубыню Леонтий.
Тут к акувиту, где разговаривали монах и язычники-русы, на деревяшке приковылял хозяин и, поклонившись, с почтением обратился к Леонтию, но так, чтобы не слышали его возлежащие за другими столами. Доброслав про себя отметил: хозяин таверны и Леонтий знают друг друга давно.
— Святой отец! Коня твоего уже давно накормили, почистили и поставили в конюшню. А на другом ангелос[2] из Тефрики два часа назад как ускакал обратно.
— Спасибо, Орест, за заботу и за то, что передал вести от этого гонца… — поблагодарил хозяина таверны Леонтий. — Познакомься с моими друзьями.
— А мы уже знакомы! — весело сказал одноногий.
— Во-о-он-а ка-а-ак! — протянул монах и, быстро взглянув на язычников, на секунду-другую задумался.
В глазах у него проблеснул странный огонёк…
2
— Царица моя преблагая. Надежда моя Богородица, приятелище сирых и странных предстательница, скорбящих радосте, обидимых покровительница!
Патриарх возносил молитву к Пресвятой Богородице в церкви святой Ирины, стоя у аналоя один; рядом никого не было, даже служек. От зажжённых свечей свет падал на крупное, с чуть приплюснутым носом лицо Фотия, и когда его святейшество делал вдох и выдох, чтобы произнести слова молитвы, огненные светляки колыхались, и по щекам нервно пробегали тени.
Воинские разведчики донесли, что белые лодьи киевлян уже с неделю назад достигли своих берегов, а вот пешцы и верховые, оказавшиеся на землях дунайских болгар, остановились…
Вчера патриарх имел разговор с начальником городского гарнизона адмиралом Никитой Орифой, который предположил, что русы под водительством непредсказуемого в своих действиях Дира при поддержке болгарского царя могут опять напасть на Константинополь, пользуясь благоприятным стечением обстоятельств: император Михаил всё больше и больше увязал в кровавых схватках с агарянами и после одного удачно выигранного сражения в Каппадокии снова терпел поражение за поражением…
В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.
О жизни и судьбе полководца, князя серпуховско-боровского Владимира Андреевича (1353-1410). Двоюродный брат московского князя Дмитрия Донского, князь Владимир Андреевич участвовал во многих военных походах: против галичан, литовцев, ливонских рыцарей… Однако история России запомнила его, в первую очередь, как одного из командиров Засадного полка, решившего исход Куликовской битвы.
Чёрный темник — так называли предводителя Золотой Орды Мамая. После поражения на Куликовом поле ему отрубили голову. Предлагаемая книга не только о его трагической судьбе. Читатель увидит жизнь Золотой Орды: коварство, интриги, изощрённые пытки, измену, страсть, гарем. В центре повествования и судьбы русских князей: Дмитрия Донского, Боброка Волынского, инока Александра Пересвета, великого старца Сергия Радонежского, князей и служилых людей, отстоявших Русь от ордынцев. Автор восстанавливает доброе имя Олега Рязанского, на котором до сих пор лежит печать Каина... Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В новом историко-приключенческом романе Владимира Афиногенова «Белые лодьи» рассказывается о походе в IX веке на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира с целью отмщения за убийство купцов в Константинополе.Под именами Доброслава и Дубыни действуют два язычника-руса, с верным псом Буком, рожденным от волка. Их приключения во многом определяют остросюжетную канву романа.Книга рассчитана на массового читателя.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.