Аска и волк - [2]

Волк сделал полукруг около своей неподвижной жертвы тем медленным вкрадчивым шагом, который предшествует прыжку. С сомнением (насколько волки вообще способны сомневаться) осматривая ярочку и мучаясь всегдашней своей подозрительностью, столь свойственной его породе, волк допытывался, как могло это молоденькое, беленькое, прелестное создание оторваться от стада и угодить, что называется, прямиком ему в пасть.

Для бедной жертвы эти нежданно выпавшие ей мгновения где-то на грани между объявшим ее смертельным ужасом и самим этим невероятным, кровавым последним событием, которое называется «смертью», были поистине мучительны. Смерть была неотвратимой, и мгновения, отделявшие от нее Аску, были так коротки, что, по существу, едва ли походили на время. Ощущение неизбежного конца вывело Аску из оцепенения, и она сделала слабое движение, вовсе, однако, не похожее на жест защиты, ибо сопротивляться была не в силах. Эти ее последние движения могли быть только одним – танцем.

С трудом, словно в кошмарном сне, сделала ярочка первое робкое движение, одно из тех па, которые разучиваются у станка и даже отдаленно не напоминают танец. Вслед за ним второе и третье. Это были неловкие страдальческие движения приговоренного к смерти тела, но их оказалось достаточно, чтобы поразить и на мгновение остановить волка. А начав, Аска нанизывала на одно на другое, одержимая страхом, что останавливаться нельзя, потому что достаточно секундной паузы между двумя движениями, чтобы в эту щель проникла смерть. Старательно повторяла она заученные фигуры танца, будто слышала строгий голос своей учительницы: раз-и два! раз-и, два-и, три!

Подряд, без остановки, Аска повторила все, чему научилась в течение первого года обучения. Но разве могли эти стремительные па заполнить время – эту неподвижную пустоту, из которой на Аску угрожающе скалилась смерть? Покончив с упражнениями у станка, Аска попробовала было выйти на середину зала. Но тут знания ее были ограничены. В школе она отработала всего несколько балетных приемов. И теперь она исполняла их с лихорадочной поспешностью. Один, второй, третий. Вот и все, что она знала. И Аска снова и снова повторяла заученные фигуры, боясь, что от этого танец утратит свою магическую силу. Напрасно старалась она извлечь из памяти какое-нибудь новое па, которое могло бы заполнить страшную пустоту, зиявшую впереди. Время шло. Волк продолжал не отрываясь смотреть на танцовщицу, но начал постепенно приближаться. А перед Аской неумолимо захлопнулись двери зала, где учат классическим танцам, и голос преподавательницы становился все тише, пока не замер совсем. Школьные знания, честно сослужив свою службу, теперь ничем не могли ей помочь. Они изменили ей, но Аске хотелось жить, а чтобы жить, надо было танцевать.

И Аска исполнила свой последний танец, превзойдя в нем все писаные и неписаные каноны балета.

Кто знает, видел ли мир со времени своего сотворения то, чем любовалась в тот день скромная безвестная роща возле Крутых Лугов!

По зеленым лужайкам и просекам, между серыми стволами огромных буков, по гладкому багряному ковру осенних листьев, годами копившему свои пласты, танцевала Аска, чистая, тонкая, еще не овца, но уже и не ягненок, быстрая и легкая, как пух вербы, подхваченный ветром. Она казалась сероватой, попадая в клубы тумана, и как бы светящейся изнутри – на полянках, залитых солнцем. А за ней, пожирая ее горящими глазами, неслышными шагами шел матерый волк, давнишний и неуловимый враг ее стада.

Известный своей осторожностью, холодный и расчетливый хищник, против которого были бессильны люди и звери, вначале был озадачен. Вскоре к этому чувству прибавилось изумление, постепенно переходящее в непонятное и непреодолимое любопытство. Вначале он вообще с трудом мог вспомнить, кто он и что, где находится и для чего, и только говорил себе: «Дай-ка я поначалу досыта нагляжусь на это невиданное чудо! И прежде чем полакомиться мясом и кровью этой прелестной ярочки, я вдоволь насмотрюсь на этот смехотворный и дурацкий, но, право же, презабавный танец, какого сроду еще не видывали волчьи глаза! А кровь и мясо от меня никуда не уйдут – я могу загрызть эту чудачку хоть сейчас, и непременно загрызу ее, но только сначала досмотрю это удивительное представление до конца!»

Рассуждая таким образом, волк шел по пятам за ярочкой, замирая на месте, когда она останавливалась, и удлиняя шаг, когда ритм танца убыстрялся.

Аска не думала ни о чем. Из своего маленького тела, сотканного из прозрачных соков жизненной радости и осужденного на неминуемую и близкую смерть, она с неожиданной силой и изобретательностью извлекала волшебные по своему совершенству и разнообразию движения. Ею владела одна только мысль: жить во что бы то ни стало, а для того чтобы жить, она должна была танцевать, танцевать как можно лучше. И Аска танцевала. Это был уже не танец, а какое-то чудо!

И вслед за первым чудом совершилось второе: волчье удивление теперь все больше напоминало восторг, чувство, совсем незнакомое его породе, ибо если бы волки способны были восторгаться чем-нибудь на свете, они бы не были волками. Это неизведанное доселе чувство так вскружило голову волку, что матерый хищник, как бы прикованный цепью к кольцу, продетому ему в нос, плелся по пятам за перепуганной насмерть годовалой ярочкой.