Артузов - [41]

Как бы попутно Якушев решил еще одну, чрезвычайно важную задачу: он добился того, что несколько достаточно энергичных, из молодых, белоэмигрантов стали официальными представителями «Треста». (Артузов впоследствии шутливо называл их «послами».) Так, князь Кирилл Ширин–ский–Шихматов представлял «Трест» в Париже, Юрий Артамонов – в Варшаве, а его друг евразиец Петр Арапов (к слову сказать, племянник самого Врангеля) – в Берлине.

Удалось решить и всегда острую для любой разведки проблему – надежной связи. Дело в том, что проверенным агентом ОГПУ стал бывший капитан российской армии, а ныне атташе по делам печати посольства Эстонии в Москве (впоследствии дипкурьер) Роман Бирк. Он же позднее связал Кияковского—Колесникова, который с ним постоянно работал, с представителями английской и польской разведок.

Уже в эту первую поездку Якушев собрал обширную и важную информацию о планах и замыслах монархистов, в частности, ему стало известно о подготовке ряда террористических акций и диверсий на территории советской России, о том, что созданы специальные боевые центры, где идет натаскивание исполнителей из числа самых решительных, даже отчаянных офицеров. В некоторых беседах Якушеву дали понять, что некие влиятельные лица рассчитывают, что возглавляемая им организация поможет террористам в проникновении на советскую территорию, а также сборе шпионских материалов, в первую очередь освещающих обороноспособность страны.

Внимательно проанализировав отчет Якушева, Артузов обратил внимание на то, что его оппоненты по ту сторону границы особенно интересуются вооруженными силами России. Разные люди на разных встречах задавали Якушеву один и тот же вопрос: входят ли в «Трест» военные, если да, то в каких чинах, какие должности занимают в Красной армии. Якушев отвечал уклончиво, ссылаясь на конспирацию, но намекал, что такие люди в организации имеются и посты занимают серьезные.

Артузов пришел к выводу, что в «Тресте» нужно создать нечто вроде военной секции или отдела, в который вошли бы представители старшего и высшего командного состава Красной армии. Об этом он доложил Дзержинскому и Менжинскому. Его предложение было одобрено. Теперь следовало в качестве номинального военного руководителя пригласить такого бывшего генерала старой армии, которого бы хорошо знали в военных кругах эмиграции. И такой человек нашелся: им стал (дав на то, разумеется, свое согласие) генерал от инфантерии Андрей Медардович Зайончковский. Генерал участвовал в Русско–японской войне, в мировой последовательно командовал дивизией, корпусом и армией. В настоящее время был профессором Военной академии РККА.

Начальником штаба и фактическим военным руководителем «Треста», активно участвовавшим в операции, стал пятидесятилетний генерал–лейтенант Николай Михайлович Потапов.

Высокообразованный офицер–генштабист, Потапов вплоть до Октябрьской революции занимал важный пост генерал–квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. Генерал–квартирмейстер Генштаба помимо прочих многочисленных обязанностей осуществлял общее руководство военной разведкой и контрразведкой. Это означало, что Потапов был не просто офицером с высшим образованием, но и профессионалом разведки и контрразведки.

В молодости Потапов был хорошо знаком с Кедровым, тогда студентом–медиком.

Уже после Октября Кедров и Подвойский вновь встретились с Потаповым. Разговор был тяжелый, но результаты дал положительные: контрразведка Генштаба просуществовала еще почти год, а некоторые ее высокопрофессиональные сотрудники перешли на службу в разведку и контрразведку – уже советские.

Следует добавить, что Потапов (как, впрочем, многие офицеры Генерального штаба, достаточно вспомнить хотя бы имя генерал–майора и почетного члена Петербургской академии наук Николая Михайловича Пржевальского) был не только военным разведчиком, но и крупным ученым–востоковедом.

Последующие события Гражданской войны произвели переворот в его мировоззрении. Вот как он сам описал это: «Идея монархизма для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов–монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой реальной перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако советский режим принимаю, так как вижу, что идея „великой и неделимой“ России большевиками разрешена, хотя и на свой, особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками».

Кедров и Подвойский поручились за Потапова, честного патриота, не способного на двурушничество. Потому–то Ар–тузов, также знакомый с Потаповым с начала восемнадцатого года, и обратился к нему с предложением включиться в чекистскую операцию. Потапов оказался весьма полезным человеком. Он был умен, образован, выдержан, находчив и умел, если требовалось, мог держаться с генеральской вальяжностью. В последующие годы Потапов вместе с Якушевым неоднократно выезжал за рубеж и каждый раз отлично справлялся с очередным заданием. В отличие от Якушева, его не требовалось обучать азам разведки, наоборот, Артузов и сам от него многому научился. В частности, именно благодаря Потапову удалось завязать вполне доверительные отношения и с князем Николаем Николаевичем, и с Врангелем, и с Кутеповым. Врангель особенно тепло принял Потапова, своего товарища еще по Николаевской академии Генерального штаба.