Артур Конан Дойл - [28]

«Мы должны попытаться удержать копирайт на „Мику“! Я уверен, это принесет прибыль». Он писал еще, что очень измотан и нуждается в отвлечении, хотя и весьма своеобразном: «Мне нужно несколько дней отдыха, — писал он в другом письме, — чтобы сбросить с себя это бремя: рассказ „Знак шестнадцати устричных раковин“, который маячит сейчас у меня где-то на задворках мозга».

Что же это за рассказ, о котором он упоминает среди прочих под рубрикой «Замысел»? Его название так же мучительно разжигает любопытство и распаляет воображение, как те неописанные случаи из практики Шерлока Холмса, которыми он так щедро разбрасывался позднее. И даже еще мучительнее, потому что, хотя в его бумагах отыскать рассказ не удалось, не исключено все же, что он был написан и, по всей видимости, в то время, когда Конан Дойл работал над короткой повестью «Загадка Клумбера».

Впрочем, сейчас его не слишком волновали «тайны» и «загадки». Все вертелось вокруг «Мики Кларка». К тому же он решил, что его врачебный талант найдет применение в глазной хирургии. Свои новые планы он поверял Лотти.

«Если его (Мику) удастся сбыть, — писал он, — это можно считать доказательством, что я могу прокормиться пером. Для начала у нас будет несколько сотен. Я поеду в Лондон изучать глаз. Затем поеду изучать глаз в Берлин, — полусерьезные мечтания становятся все дерзновеннее: — Потом поеду изучать глаз в Париж. Научившись всему, что нужно знать о глазе, я вернусь в Лондон, чтобы стать окулистом, не оставляя, конечно, литературы, как дойной коровы».

Весьма знаменательно, что в то же время он занялся изучением средних веков, и занятия эти затянулись более чем на два года. Беда в том, что никто не печатал «Мику Кларка».

Джеймс Пейн отказывался понимать, как может он — он! — убивать столько времени на исторический роман? У «Блэквуда» недоуменно качали головами. Газетный синдикат «Глоуб» заметил, что повести не хватает любовной интриги; Бентли компетентно заявил, что в ней нет вообще никакой интриги. На сей раз доктор изведал всю глубину отчаяния. Более года рукопись мытарилась по издательствам, пока наконец в ноябре 1888 года не попала к Лонгмену, где ее увидел Эндрю Лэнг.

И рукопись была принята, правда, по соображениям довольно странным: она-де на 170 страниц длиннее романа «Она» Райдера Хаггарда. И вновь именинником едет Конан Дойл в Лондон на завтрак с Эндрю Лэнгом.

Вернувшись домой в Саутси, он закружил в вальсе Туи, впрочем, с большой осторожностью: Туи ждала ребенка — их первенца — в начале будущего года. И у него вдруг (по крайней мере, в ту минуту) пропала охота покидать Саутси. Поскольку Лонгмен явно торопился с выпуском «Мики», ему оставалось только гадать, кто раньше появится на свет: «Мика» или младенец.

Гадать долго не пришлось: первый крик Мэри Луизы Дойл, названной в честь матушки и Туи, раздался в конце января 1889 года. Ее отец, для которого Туи была далеко не первой пациенткой, сознавался, что цепенел от ужаса и терялся, когда на свет должен был появиться его собственный ребенок. Матушке (он не сообщал ей в последнее время о состоянии Туи, вызвав в Йоркшире ярость) он послал описание двух носов, Мэри Луизы и Туи, видневшихся из-за горизонта одеяла, да красной головки малышки в красном же чепчике.

«Она кругленькая и пухлая, голубые глаза, кривые ножки, толстенькое тельце. Остальные подробности представлю, если понадобится. У меня нет опыта в описании детей. Но манеры ее (на наше горе) очень вольные. Когда ей что-то не нравится, об этом становится известно всей улице».

А «Мика Кларк», с посвящением матушке, вышел в свет в конце февраля. Автор напрасно опасался и робел перед «уважаемой критикой». Критика встретила «Мику» с таким энтузиазмом, что всякому другому, менее уверенному в своих способностях, это, конечно, вскружило бы голову. Блестящие отзывы, не забыв и единственный враждебный голос из «Атенеума», он подшивал в кожаную папку. И уже твердо знал, что ему хочется писать теперь.

Смотрите, как набирает уверенности его тон.

«Я подумываю, — писал он перед публикацией „Мики“, — взяться за книгу в духе Райдера Хаггарда под названием „Око инков“, посвященную всем „хулиганам“ Империи и написанную человеком, им симпатизирующим. Мне кажется, я написал бы такую книгу „con amore“[12]. Удивительные приключения Джона X. Колдера, Ивана Босковича, Джима Хорскрофта и генерал-майора Пенгелли Джонса в поисках „ока инков“. Годится ли это для разжигания аппетита?»

Но это все суесловие. Один из дерзких планов. Правда, вполне в его духе было засесть в кабинете и гнать текст с завидным упорством. Но это была лишь одна сторона его характера — иное «я», хоть и родственное известному врачу, ставшему уже капитаном портсмутского крикетного клуба, вице-президентом либерал-юнионистов, секретарем Литературно-научного общества, а в футболе — по определению местных газет — «одним из надежнейших защитников футбольной ассоциации в Гемпшире»

Но другой человек, затаившийся в глубинах его существа, работал в своем небольшом кабинете, который Туи и матушка Хокинз оборудовали для него в верхнем этаже. То был человек, который в виде легких умственных упражнений за несколько дней прорабатывал целые тома научных трудов, скажем, Тьера о Французской революции или Прескотта из истории Перу. А теперь, вот уже более года, он был погружен в изучение средних веков. И с неожиданной ясностью ему открылась великая истина.