Попал Артемка к гимназистам спустя год, как Пепс, заронив в его душу страстную мечту о театре, неожиданно уехал из города. Трудный был этот год без отца. Никого у Артемки не осталось и из друзей. Даже дед Шишка, к которому он раньше ходил в гости, заболел какой-то нераспознанной болезнью и, похворав с неделю, умер.
Артемка вколачивал в подошву деревянные гвозди, а осень дышала в щели будки мутной сыростью. Часто врывался ветер, и красный язык пламени пускался в пляс. Артемка бросал молоток, ругаясь заслонял ладонями горелку. В будке было холодно и неуютно.
Но, когда Артемка тушил лампу и ложился на свою скрипучую скамью-кровать, укрывшись ватным отцовским пальто, он уже больше не слышал ни свиста ветра, ни стука дождя по крыше. Каждый вечер перед сном он вновь и вновь переживал свои встречи с цирковым борцом – негром Пепсом, и первое знакомство с девочкой-канатоходцем Лясей, и рыбную ловлю втроем, и пантомиму, и скандал в цирке – все то изумительное и невероятное, что случилось прошлым летом. «Почему он не пишет? – думал Артемка. – Может, заболел?» Он ждал письма от Пепса и каждый день испытывал тоскливое разочарование. Не было письма и от Ляси.
Особенно плохо пришлось зимой. Зима выдалась на редкость лютая, и Артемка чуть не закоченел в своей будке.
А летом он отогрелся и забыл о всех невзгодах. Этим летом Артемка и попал к гимназистам. Однажды в будку вошел коренастый смуглый человек с корзиной.
– Здравствуйте, – сказал он, опуская корзину на пол, зорко глянул в запыленное окошко и сел на чурбан. – Пожалуйста, прибейте мне к туфлям подковки.
– Можно, – сказал Артемка, польщенный тем, что ему говорят «вы».
Человек прислонился спиной к стене и устало прикрыл глаза. Казалось, он дремал. Но иногда, будто разбуженный стуком молотка, вскидывал голову и тревожно оборачивался к двери. Артемка вбивал гвоздь за гвоздем, а сам поглядывал то на человека, то на корзину. Удивительно, как много всякого добра можно собрать в одно место. Чего тут только не было! Отрывные календари на картоне с глянцевитыми картинками, бритвы в черных с позолотой футлярах, перочинные ножи с блестящими змейками-пробочниками, открытки с целующимися голубями, атласные ленты, спутанные в большой многоцветный веселый клубок… Да просто невозможно всего разглядеть. А главное – книжки! Они сложены стопкой, и Артемка видел обложку только верхней из них: под малиновым балдахином лежит на подушках красавица и улыбается во сне, а по ковру крадется черноусый мужчина в феске, с кривым кинжалом в зубах. «Вот бы почитать!» подумал Артемка.
– Готовы, – сказал он, подавая туфли. Человек надел их и раскрыл кошелек.
– Знаете что, – попросил Артемка, – вы лучше дайте мне книжку.
– О, с удовольствием! «Тайны гарема» хотите? Впрочем, это вздор. Возьмите лучше эту.
Мужчина подал Артемке небольшую книгу.
– «Ревизор», – прочитал Артемка на обложке и тоном знатока спросил: Роман?
– Нет, пьеса.
– Пьеса? – обрадовался Артемка. – Что в театрах представляют?
– Вот именно. А вы разве любите театр?
– Люблю. Только я еще в театре не был.
Человек засмеялся:
– Как же можно любить чего не знаешь?
– Я не знаю, – откровенно признался Артемка. – Мне Пепс рассказывал, борец из цирка.
Он опять взглянул на книжку и еще больше обрадовался:
– Да это же Гоголя! Того самого, что «Бульбу» написал!
– Того самого, – подтвердил человек и, протянув руку, назвал себя: – Попов Дмитрий Дмитриевич. А вас?
– Артемка Загоруйко. Артемий Никитич, значит.
– Вот и познакомились.
Человек подошел к двери, чуть приоткрыл ее и долго куда-то всматривался.
– Да, – прошептал он, – дело ясное. – И, повернувшись, спросил: – Что у вас в этом сундуке?
– В сундуке? – удивился Артемка. – Кожа и парусина. Товар, короче. А что?
– Артемий Никитич! – Темные, влажно блестящие глаза Попова глянули пристально и как-то очень серьезно. – Вы сможете оказать мне услугу?
