— Где ваша мимика? Где ваша мимика, черт вас возьми?! Пахомов, сделайте улыбающееся лицо! Улыбающееся, я говорю, а не идиотское!
Артемка с любопытством ждал пантомимы и всякий раз выскакивал из будки, как только слышал, что снаружи по стене гуляет помазок.
Наконец появилась долгожданная афиша. Она была едко-зеленого цвета и вдвое больше обыкновенной. На афише стоял толстый мужчина в широченных штанах, на бритой голове косичка, усы вниз, и целился из ружья в черноусого красавца.
«Тарас Бульба», — прочитал Артемка название пантомимы и подумал: «Если б не я, не видать бы вам ни Тараса, ни Бульбы!»
— О, Артиомка! — услышал он сзади. — Я очень много искал твой фабрик. Где есть твой фабрик?
— Это и есть моя фабрика, — сказал Артемка с гордостью. — Короче, мастерская по починке обуви и заливке калош, или, что то же самое, сапожная будка.
Будка была закоптелая, вся в заплатах и мелких щелях. Пепс только покачал головой. Потом он подошел ближе к афише и провел пальцем под крупной печатной строчкой: «Участвуют все артисты цирка и весь состав чемпионата».
— Это не есть правда, — сказал он.
— Так и не дал, значит, тебе Самарин роли?
— Нет, он очень плёхая, Самарин.
— Хулиган, короче, — сказал Артемка.
— Хулиган, — согласился Пепс. Он вынул из бокового кармана небольшой томик и дал его Артемке:
— Вот, Артиомка, это я купил в магазине. Пойдем твоя фабрик. Я очень плёхо знаю русский слова. Ти будешь читать, я буду слюшать Я очень буду слюшать.
Артемка развернул томик. Это были повести Гоголя и в их числе «Тарас Бульба».
— О, — обрадовался Артемка, — это ты здорово придумал! — И тут же встревоженно спросил: — А ты в будку влезешь?
Пепс взглядом измерил будку и уверенно сказал:
— Влечешь.
— Ну, пошли!
В будке Пепсу неудобно: спина согнута, голова упирается в полку с колодками, ноги — в стену. Но он, кажется, этого не замечает и не сводит с Артемки глаз.
Какая, однако, досада, что так часто попадаются непонятые слова! Пепс то и дело кладет руку на книгу и, прерывая чтение, спрашивает:
— Что есть свитка? Что есть отчизна? Что есть чертовы ляхи?
Артемке и самому многие слова непонятны. Все-таки, что знает, он объясняет:
— Свитка — это шуба, или, короче, пальто. Чертовы ляхи — это которые житья казакам не давали.
Но если отдельные слова и остались непонятными, зато во всем ходе событий Пепс разобрался прекрасно, и повесть пришлась ему как нельзя больше по душе. Слушая ее, он вздыхал, качал головой, закрывал глаза и все шептал какие-то непонятные Артемке слова. К Андрию он отнесся презрительно в самом начале. А когда услышал, как тот, разнаряженный, выехал на великолепном аргамаке вместе с польскими шляхтичами, чтобы рубить своих же братьев-казаков, то гадливо поморщился и сплюнул в лохань.
— Такой сердце надо собакам бросать! — сказал он.
Зато от Остапа был в восторге и все повторял:
— О, Остап, о, это хорошая казак!
А когда Артемка прочитал: «Но уж одолевают Остапа; уже один накинул ему на шею аркан, уже вяжут, уже берут Остапа. «Эх, Остап, Остап…» — кричал Тарас, пробиваясь к нему, рубя в капусту встречных и поперечных», Пепс схватился руками за голову и застонал.
Наибольшее впечатление произвел на Пепса сам Бульба… Человек, убивший своего сына за измену родине и так страшно отомстивший поработителям, казался ему существом сверхъестественным. Он не спрашивал, существовал ли Тарас на самом деле; он видел Тараса как живого и пугал Артемку то гневными, то радостными выкриками.
Впрочем, Артемка и сам был захвачен не меньше.
За всю жизнь Артемка прочитал всего лишь две книги: «Как львица воспитала царского сына» и «Джек-потрошитель». Но в этих книжках рассказывалось не о настоящей жизни, а о такой, какую выдумывают для забавы. Потому и отношение Артемки к книгам было такое же, как к забаве А тут вдруг самые настоящие люди, самая настоящая жизнь, — это Артемка почувствовал сразу.
Когда последняя страница была дочитана и Артемка поднял глаза на Пепса, тот сокрушенно покачал головой:
— Плёхо, о, плёхо!
— Как плохо? — возмутился Артемка. — Что ты!
— Зачем искал люлька? Люлька можно другой купить. А другой Тараса нет.
— А ты что хотел? Чтоб из Тарасовой люльки всякое барахло курило?
— Что есть барахле? — спросил Пепс.
— Барахло? Ну, это такой человек, у которого вместо головы лохань, а совести никакой, — ответил Артемка. — Короче — дрянь. Понятно? Ой, да что это мне есть захотелось! — сказал Артемка.
Пепс взглянул на часы: было уже около трех.
— Ти сегодня кушал? — спросил он Артемку.
— Я нет сегодня кушал, — ответил Артемка, из озорства ломая язык.
— Почему? — наивно удивился Пепс.
Артемка хотел сказать, что у него такой характер — не кушать, но промолчал, и отвернулся к окну.
Пепс некоторое время смотрел на него с недоумением, но вдруг испуганно заторопился:
— Пойдем, пойдем ресторан, Артиомка! О, Пепс, какой ти есть глюпий дурак!
На площадке мраморной лестницы Артемка увидел в большом золоченом зеркале всего себя: полинялая рубаха без пояса, босые, в серой пыли, ноги, а на штанах бахрома. Заглянул Артемка в зал, а там хрустальные подвески на люстрах и лакеи в манишках.
— Пепс! — сказал он. — Ну, чего нам тут делать? Пойдем в харчевню.