— Полноте шутить, Артемий Семенович, я, право, спешу; сделайте милость, покажите мне дорогу!
— Чтоб я показал вам дорогу! Нет, почтеннейший, посидите-ка здесь до вечера; а завтра, после кофе, поедете. Я теперь поправил свой кофейник: вам надобно его посмотреть.
— Не хочу я смотреть на ваш кофейник! — сказал я, теряя терпение. — Вот уж неделя, как вы держите меня здесь бог знает зачем! Скажите мне, как отсюда выйти, или я сам найду дорогу!
— А ну-тка, ну-тка!
Тут я, без всякого уважения к замысловатому лабиринту, начал шагать через кусты поперек дорожек и вскоре очутился на чистом месте, подле Артемия Семеновича.
При виде решительного моего поступка Артемий Семенович очень смешался, и сильная досада изобразилась на добродушном лице его.
— Ну уж, почтеннейший, — сказал он, — этого я никак от вас не ожидал, никак-таки не ожидал! Могу сказать, что вы первый этаким образом выходите из моего лабиринта! Скажите, после этого к чему же лабиринт? Кажется, я довольно долго ломал над ним голову; дорожки спутаны, как гордиев узел[4]. Вы бы до завтра их не распутали…
— Александр Великий разрубил гордиев узел, — отвечал я, направляя шаги к дому.
— Признаюсь, я никак, никак этого не ожидал, и от кого же? от вас, которого я полюбил как брата!
Во всю дорогу Артемий Семенович был очень печален. Глядя на него, мне стало его жалко. Однако выражение его лица делалось все веселее по мере того, как мы приближались к дому. Глаза его устремлены были на мою бричку, уже заложенную и стоявшую у крыльца. Меня поразили в ней какие-то странные прибавления, вроде ящиков, приделанных к колесам. Рассмотрев их внимательно и не понимая, что они значат, я обратился с вопросом к кучеру.
Артемий Семенович взялся за него отвечать.
— Это вам сюрприз, почтеннейший! — сказал он с довольным видом. — Доселе вы ездили в вашей бричке без всякой пользы; теперь у вас с одной стороны кофейная мельница, с другой — орган, и оба приводятся в движение круговращением оси. Примите эти две машины в знак моего уважения и в доказательство, что я забываю вашу обиду.
Отговариваться было не время. Я радовался, что получил свободу, поблагодарил Артемия Семеновича и после многих объятий и гигиенических советов сел в свою бричку. Кофе в мельнице уже был насыпан, лошади тронулись с места, и орган заиграл:
Гром победы, раздавайся;
Веселися, храбрый росс!
[5]При проезде через село мужики почтительно снимали передо мной шапки, мальчишки бежали за мною, и я с триумфом выехал из поместья Артемия Семеновича. Не нужно прибавлять, что в тот же день кофейная мельница сломалась, а орган перестал играть «Гром победы, раздавайся»; ось, к которой они были приделаны, покривилась, — и я принужден был остановиться в одной деревне для ее починки.
<1845>
