Артем - [91]

Два дня пробыл Артем в Донбассе, в Луганске, встретился с товарищами, знакомыми по революции 1905 года, быстро сориентировался в политической обстановке на юге России, договорился о тесной связи между партийными организациями Донбасса и Харькова. Побывал у старшего брата Егора. Из Луганска — к своей сестре Дарье Андреевне, к Дарочке, с именем которой было связано так много воспоминаний молодости.

Сестра заметила, что Артем, одетый «во всем теплом, все-таки мерз в июле месяце». Первое время, как это показалось Дарье Андреевне, брат говорил по-русски медленно, с английским акцентом.

Перрон Южного вокзала. Замедляя ход, подкатывает к платформе поезд. Народу в вагонах сверх всякой нормы. Солдаты, крестьяне, рабочие — кого только не увидишь в толпе людей с котомками, узлами, чемоданами, выходящими на привокзальную площадь!

Все та же конка, пара замученных белых кляч тянет вагончик по Екатеринославской улице. Знакомые места, будто то же, что и было десять лет тому назад, то же, да не то — люди не те, глаза другие, голова поднята по-иному….

Прямо с вокзала, с котомкой через плечо Артем пришел в здание городского партийного комитета большевиков на Кузнечной улице. В том же доме помещалась и редакция харьковской большевистской газеты «Пролетарий». В редакции Артем и поселился. Спал на канцелярских столах. Стопка газетной бумаги заменяла ему подушку, шинель товарища — одеяло.

Это было первое утро после возвращения в Харьков. Один из сотрудников газеты, Рыжов, по обыкновению рано пришел на работу. Открыл дверь в комнату, видит: справа от двери лежит на столе неизвестный человек. Голова на стопке бумаги, рука подложена под щеку. Спит сном праведника. «Непорядок это, — подумал Рыжов, — неизвестные лица приходят в редакцию и превращают ее в ночлежку».

— Послушайте, что это вы растянулись здесь? Кто вы будете? — расталкивая спящего, не очень любезно спросил Рыжов.

— Я Артем… — ответил миролюбиво незнакомый Рыжову человек.

Рыжов в 1905 году в Харькове не жил, и для него имя Артема ничего не значило. Рыжов, продолжая стоять на страже редакционного порядка, сказал Артему:

— Артем вы или не Артем, но отсюда уходите.

Артем широко улыбнулся, смотря на негостеприимного сотрудника редакции. В этот момент в редакцию зашел кто-то из членов Харьковского комитета большевиков. Увидев Артема, он долго всматривался в его лицо и вдруг бросился к нему в объятия.

— Товарищ Артем! С благополучным возвращением, дорогой…

Поцелуи, подозрительный блеск в глазах. И тогда лишь Рыжов понял, что «ночлежник» и в партии и в редакции свой человек.

Немногие товарищи по первой русской революции жили и работали в Харькове летом 1917 года. Одних уже не было, другие же оказались далеко… Даже товарищи, которые встречались с Артемом в 1905 году, не сразу узнавали в человеке, называвшем себя Сергеевым, любимца харьковских рабочих Артема.

Артем поступил слесарем на Русско-французский завод, находившийся в пяти верстах от города, у железнодорожной станции Основа. С приездом Артема большевистская организация Харькова приобрела опытного партийного руководителя. Один из соратников Артема, видный деятель харьковской большевистской организации Буздалин, писал в своих воспоминаниях:

«…Приезду товарища Артема были все рады. С его приездом мы приобретали крупного митингового оратора, тактика, организатора, журналиста. С приездом он занял руководящую роль в нашей организации… Харьков был центром юга России, здесь был областной комитет нашей организации, объединявшей Донбасс, Екатеринослав, Харьков. И все другие организации равнялись по Харькову. По приезде товарища Артема меньшевики увидели, что в нашем лагере прибавилась достаточно крупная сила. Его знал весь юг с 1905 года, он оставил по себе лучшую память энергичного, неустрашимого, беззаветно преданного рабочему классу революционера».

«Есть такая партия!»

В первой половине 1917 года в Харькове, как и в большинстве других крупных промышленных центров страны, массы трудового люда находились под сильным влиянием меньшевиков и эсеров. Еще велики были иллюзии социального мира. Меньшевики и эсеры в мае 1917 года вошли в коалиционное правительство — в контрреволюционное буржуазное правительство. Но ни одной из острейших проблем страны это правительство решить не могло. Продолжалась ненавистная народу война, по-прежнему лилась реками кровь на фронтах, усиливалась разруха, начавшаяся еще до Февральской революции, обострялось положение в деревне. Буржуазия искала спасения в победоносном наступлении на фронте. Это бы укрепило престиж правительства, позволило бы обрушиться на большевиков и раздавить Советы — ликвидировать двоевластие в стране.

На I Всероссийском съезде Советов, собравшемся 3 июня, только один из каждых десяти делегатов был большевик. Военный министр Керенский хотел получить одобрение съезда на намечавшееся им наступление на фронтах. Съезд должен был также одобрить участие эсеров и меньшевиков во Временном правительстве. Главарь меньшевиков Церетели с трибуны съезда патетически спрашивал:

— Есть ли в России такая партия, которая осмелилась бы взять на себя одна всю власть в стране?