Артем Гармаш - [131]

— А мне, выходит…

— И тебе перепадет что-нибудь, — остановил его Артем, — не нужно только аппетит свой больно разжигать. Да я, собственно, не об этом хотел. Но это меня удивляет. Такая овчарня здесь, вон какой хлев во дворе, а ты себе ледник строишь.

— Чудной ты человек, Артем! Такое сморозишь: все в одной овчарне. Даже тут, возле хаты, с глаз не спускай! Или, думаешь, мало неудовольствия будет?! Не полезет один к другому во двор? Ну да, черта с два! Еще несколько раз оболью стены водой — как раз мороз крепчает, — и тараном не пробьешь! А на двери железный прут с винтовым замком. А не то железные путы на ночь надевать буду!

Когда отошли от Вухналя, Тымиш хмуро сказал:

— Выходит, Оверко за Антона руку поднимет.

— Выходит. Да наверняка и не он один. Недаром же и отец твой… Придется, знать, на ходу перестраиваться. Хотя бы рабочий скот уберечь от дележа. А с овцами да коровами… Оно конечно, можно б оставить и их: скотники, доярки есть. А молоко бы семьям по количеству детей.

— Не с нашим это народом! — махнул рукой хмурый Тымиш.

Как они и предполагали, Омелька дома еще не было. Ульяна, жена Омелька, только вернулась из коровника после вечерней дойки. Когда хлопцы зашли в хату, она не отпустила их: вот-вот и Омелько, мол, придет. А тем временем, затопив печь, возилась по хозяйству и угощала гостей, чтобы не скучали, всякими дворовыми новостями.

Артем хорошо знал Ульяну еще девушкой — несколько лет работали вместе в экономии. Тогда же она и замуж вышла за скотника Омелько Хрена, удивив этим не только всех дворовых, но и всю Ветровую Балку. Первая красавица на всю усадьбу, по которой вздыхали немало пригожих хлопцев, даже из зажиточных семей, она выбрала себе пару — хромого парня лет на десять старше ее, к тому же из батрацкой семьи с дедов-прадедов. Но он был с твердым характером, очень добросовестный и не по летам серьезный. Ульяна, как видно, не раскаивалась. Родив за эти семь лет трех девочек (самая меньшая в люльке), осталась такой же, как и в девках была, — веселой, любознательной. Артем с интересом слушал ее. И сам с охотой отвечал на ее расспросы о Славгороде. Так незаметно прошло время до прихода Омелька.

А еще раньше пришел Лаврен Тарасович. Услышав разговор у зятя в хате, он только разделся у себя и поспешил сюда, на посиделки, пока старуха вернется из церкви, от вечерни. Пришел с очень интересной новостью. Шел сейчас из села вместе с конюхом Микитой. Оказывается, его вызывал Пожитько в волость. Восстановил на работе. И Рябокляч был при этом. Видать, ревкомом решали.

— А как же теперь будет с забастовкой? — первой не выдержала Ульяна.

— Да какая же теперь забастовка?! Для чего? — ответил отец. — Раз Микита снова на месте.

Тут как раз в хату вошел хозяин. Даже не дав ему раздеться, Ульяна спросила:

— Ты слышал, Омелько?

— Слышал.

Он снял свитку и стал над ведром мыть руки. Ульяна сливала ему молча. У них не было заведено расспрашивать. Сам все скажет, когда найдет нужным. Вот он вытер руки и, вешая на крючок полотенце, покачал головой и сказал, усмехаясь:

— Ну и брательник у тебя, Артем! Целый час из-за него в воловне пропадал: все нет и нет. Уж совсем затемно привел волов. И волов заморил, и сам хлебнул! Просто шатается. Что за человек! Да еще и на завтра хотел. «Воскресенье», — говорю ему. Отвечает: «А на войне? За это и подавно бог простит». — «Да разве об этом речь, говорю, никто не будет возить в воскресенье, один ты. Как бельмо в глазу. Хлопот не оберешься потом из-за тебя!» Насилу уговорил на понедельник.

— Не выйдет. В понедельник волы нужны будут на другое дело, — сказал Артем.

— На какое?

— Поговорим после. А вот как тебе новость с Микитой, что скажешь?

— Два сапога — пара! — ответил Омелько. Закурил и уж потом разъяснил свою мысль: — Антон готов разорваться, только бы Пожитько из земельного комитета выжить. Чтобы — самому. Спит и во сне видит себя на его месте. И забастовку придумал разве ради Микиты? Чтоб авторитет завоевать у крестьян. А Пожитько, не будь дураком, ножку и подставил. Да еще перед самым собранием.

— Интересно — что же теперь Антон? — спросил Лаврен Тарасович.

— С Микитой сейчас как сцепились!

— Так забастовки, значит, не будет? — не унималась Ульяна.

— А неизвестно. Как скажет большинство. Микита отпал, зато другая нашлась причина. Сам Погорелов и подсказал. Зашел, рассказывают, вместе с управляющим к хлопцам в людскую. А там и Антон как раз был. В это время печь топили — дыму! Вот и срезался Антон с управляющим при Погорелове. Так и заявил: ежели завтра печь не переложат, с понедельника вся экономия объявляет забастовку. И про харчи начал.

— Одним словом, не сдает позиций, — заметил Лаврен Тарасович. — Отчаянный!

— На язык. Демагогию разводить, — сказал Артем. — Шкурники — они все отчаянные, когда касается собственной шкуры.

— Да и в полковом комитете насобачился… Ну, давай, жена, вечерять. Раздевайтесь, хлопцы. А потом и пойдем вместе.

Хлопцы поблагодарили. Сказали, что Горпина пригласила их вечерять в людскую. А тут как раз и Горпина на порог. В накинутой на плечи свитке, в праздничном цветастом платке, румяная с мороза.