Артём - [54]

Натан Злотников Бесстрашный разведчик

Боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда...

М. Матусовский

С Артемом Боровиком меня связывали близкое соседство и симпатия, как мне кажется, взаимная. Никогда не ощущал, что я едва ли не на 20 лет старше. Чаще всего, убеждаясь в проницательности, глубине и взвешенности его суждений, я начинал понимать, что он из совсем другой, более нашего испытавшей и повидавшей генерации: выходило, нет, не он, а я как раз был как бы младше.

Артем Боровик являлся самой яркой фигурой среди своих сверстников, работающих в журналистике. Он сумел сообщить своим писаниям и поступкам столько света, жизнелюбия и надежды, что верю - его время ещё впереди! Поэтому говорить о нем надо не вослед, а навстречу, тем более что он ждет нас всех далеко впереди, как отважный солдат боевого охранения, разведчик.

Только детям свойственно воображать себя в роли персонажей сказок. Главное качество этих персонажей - способность быть вечными. Он нередко серьезно рисковал, берясь за перо. Одним из первых писал об афганской войне - не как об отдаленном романтическом вояже, а как о близкой жестокой трагедии. Был он очень добр и простодушен. Это несомненное качество носителя истинного дара, таланта.

Был очень красив физически, статный, с мощным разворотом плеч. Умел приваживать людей. Повинуясь укорененной с детства деликатности и предупредительности, он, оказываясь в роли слушателя, словно бы привставал навстречу говорящему.

Понимая, что гены рано или поздно дадут себя знать, я осознавал, что он непременно идет в писательство, дорогой Хемингуэя, Экзюпери и Камю. Его писания явственно обладали поэтической природой. О них можно было сказать словами М. Цветаевой из её статьи "Поэт и время": "...Есть нечто, что важнее смысла - звучание..."

Артем Боровик был талантлив в любом деле, на любом жизненном поприще. Его дни были заполнены интенсивной, изнурительной деятельностью, разговаривал с сотнями, а может и тысячами человек. И буквально каждый после общения с ним получал толику энергии и надежды.

Когда в злополучный мартовский день мы оцепенели от боли - это была общая боль, справедливо сказать - всенародная. Потом все долго не хотели верить в непоправимое. Потом звучали проникновенные искренние речи. Фортуна капризна и привередлива, удача порою неверна, и только любовь остается надежной и неизменной вечно. Потом несли большие венки и скромные букетики цветов со всех концов Москвы.

И шли, и шли люди, а он на все невеселые хлопоты смотрел с большой фотографии, подперев ладонью щеку - с доброй и грустно-понимающей, незабвенной своей улыбкой.

Джон Кепстайн (США):

"...ЧЕЛОВЕК НА ВСЕ ВРЕМЕНА"

Для меня Артем был сыном. Я всегда считал, что я его крестный отец, а он мой крестник. Наше знакомство состоялось в 1967 в Америке, когда его отец, Генрих Боровик, был направлен в качестве заведующего корпунктом Агентства печати "Новости". Он приехал в Нью-Йорк вместе с своей женой Галей и двумя детьми - Маришкой и Темкой. Несмотря на то, что Генриху не было тогда и сорока лет, он уже был известным на весь мир журналистом, писателем и драматургом. Ему много помогала в работе его жена талантливая, элегантная, красивая Галина. А ещё были дети - умные и сообразительные; одним словом, это была идеальная семья.

Я в то время работал исполнительным директором компании "Сатра", которая торговала с Советским Союзом. Мы занимались торговлей металлами и сотрудничеством в области кинематографии и культуры. По этой причине мы поддерживали тесный контакт с Генрихом, и вскоре он и его семья стали для меня близкими и дорогими друзьями. Наша дружба длится уже 33 года.

С момента своего появления на свет Тема обладал тем, что называют харизмой. К нему тянулись люди разного возраста. Он был симпатичным, красивым ребенком, но мы все чувствовали, что он излучает ещё и внутреннюю красоту. Он много улыбался, был ярким, активным мальчишкой и уже в юном возрасте проявлял физическую смелость, ту, которую он так ярко доказал своей жизнью.

Я вспоминаю одну историю, которая связана с Артемом и его матерью. Когда Темке было около 8 лет, ему делали операцию на аппендицит в нью-йоркском госпитале Рузвельта. Генрих в этот момент уехал в Москву на похороны своей матери. Поэтому Галя позвонила мне, и я немедленно поехал с ней в госпиталь. Ей очень нужно было твердо убедиться, что врачи все делают правильно. До сих пор Галина рассказывает эту историю так, как будто это я проводил дни и ночи у Темкиной кровати в госпитале. На самом деле дни и ночи проводила сама Галя, как настоящая русская мама.

По моей работе мне часто нужно было бывать в СССР, в основном в Москве. Это позволяло мне поддерживать близкую дружбу с семьей Боровиков и после того, как они вернулись домой из Америки. Все это время я наблюдал, как Артем рос, как он превращался из ребенка в подростка, а затем во взрослого человека. Да, я его хорошо знал и очень его любил.

Все знают, чего добился Артем как журналист, как смелый издатель. Я думаю, что это был "человек на все времена", как сказал Шекспир. Когда Артем входил в комнату, то своим присутствием он словно озарял её, вы чувствовали, что рядом с вами находится человек, который отмечен божьей милостью.