Артековский закал - [10]

Впечатлений было много, ребята изрядно устали и, прибыв в гостиницу, сразу улеглись спать. Завтра, в воскресенье — 22 июня — они должны были уехать в Крым поездом Москва-Симферополь.

Никто не мог предвидеть, что завтра начнётся война, которая разрушит, растопчет их детскую мечту о далёком крымском Артеке и что им предстоит проехать по стране не одну тысячу километров, и что через несколько дней в их дома ворвутся враги, а весь советский народ, вся страна поднимется на Великую Отечественную войну.

Это была последняя роковая ночь, которая разделила две эпохи — довоенную и военную.

Никто не знал, что ожидает спящих ребят впереди…

ПРОЩАЙ, КРЫМ!

Любое препятствие преодолевается настойчивостью.

Леонардо да Винчи.

Пришла пора проститься с солнечными крымскими берегами. Первого июля были поданы автобусы в Нижний лагерь, лишь тогда нам стало известно, что мы уезжаем.

— Куда? — интересовались мы у вожатых. Они отвечали не совсем определенно:

— Пока — в Москву, оттуда часть уедет домой, а куда остальные — там скажут.

Мы знали, что часть ребят уехала домой на третий день войны. Но не знали подробностей. Спустя много лет вожатая лагеря Суук-Су Тося Сидорова вспоминала:

— Это была кошмарная поездка, настоящее испытание чувств. Дело в том, что из вожатых с ребятами я ехала одна. В Симферополе ребят усадила в вагоны, а машины с постельной принадлежностью ещё не приехали. Дежурный по станции кричит: «Отправляю поезд!» А я ему: «Не имеете права, вещей нет, вот-вот подвезут!» Он снова орёт: «Вы же не одна, я должен военный эшелон отправить вовремя, понимаете — военный!» Я его стараюсь убедить: «Дети — тоже ценность не менее важная для страны, и с этим тоже нужно считаться».

Вот так они спорили, тем временем подошли автомашины, они въехали прямо на перрон, и через окна вагонов началась перегрузка детских постелей. Поезд сразу же тронулся в путь. Тося обошла детей, разместила их, выдала постели. Для кормления детей в пути никаких продуктов не было. Пришлось вожатой на личные деньги покупать ребятам пирожки и мороженое, овощи и ситро. Доехали благополучно и, что удивительно, все постели были сданы полностью. Тося настолько устала, что вынуждена была остаться на несколько дней в Москве, отдохнуть у знакомой. Такую расторопность и настойчивость могла проявить только Тося. Позже она много сил и энергии отдала военному Артеку.

…Просигналили и двинулись наши автобусы, поплыли назад пустые палатки, кипарисовая стража, столовая, детская станция. Море сердито плескало о берег, пенились волны, будто обижаясь на ребят, с которыми успели свыкнуться.

Ребята из окон махали руками:

— До свидания, Артек!

— Прощай, Аю-Даг!

— Мы к вам ещё приедем!

Исчезла знакомая территория, но долго ещё между деревьев виднелась лагерная мачта Верхнего лагеря со спущенным флагом. Остались недопетые песни, не пройденные туристические тропы, увлекательные игры и походы. На глаза набегали слёзы, горько было на душе. «Один раз в жизни пришло счастье побывать в Артеке, — думал я, — и подлая война оборвала его. Почему именно на нас остановилась стрелка?»

Дорога стала подниматься в гору. Исчезла мачта, а потом и море. На перевале оно вновь заблестело синевой, ещё и ещё раз, а потом спряталось навсегда.

Вздохнули приунывшие пионеры, и полилась сначала несмело, а потом увереннее знакомая мелодия:

У причала качается катер,

Нам пора отправляться в поход…

Каждый вкладывал в песню свой смысл: ведь мы действительно отправлялись в далёкий поход по неизвестному маршруту.

В Симферополе на привокзальной площади ребята разместились на своих вещах, укрылись в тени, ожидая посадки. Я купил в киоске последний выпуск «Иллюстрированной газеты», на страницах которой были военные корреспонденции. Непривычно было их видеть, до сих пор с трудом верилось, что где-то идёт война, падают убитые, рушатся дома. Но газета сурово напоминала о страшном обрушившемся на людей горе.

Я так увлёкся чтением, что не заметил, как вокруг утих детский говор, установилась тишина. Подняв голову, я понял причину: все ребята уснули. Кто в тени, кто на солнышке, присев на вещи, были покорены великой силой лагерного режима дня — абсолютом. Меня тоже клонило в сон, и я, решив размяться пошёл на перрон. В товарные вагоны садились красноармейцы в новом обмундировании, но без оружия, у командиров висели кобуры.

Послышалась команда:

— Вторая рота на посадку шагом марш!

Голос показался сильно знакомым, я подался вперёд и рассмотрел командира.

— Андрюша! — крикнул неожиданно я, узнав своего бывшего вожатого.

— Что, узнал, говоришь? — заметил он меня. — Артек тоже грузится? — интересовался он.

Я смотрел широко раскрытыми глазами на командира и замечал изменения: лицо стало строгим и сосредоточенным, весь — подтянутый, с чёткими движениями.

— Да, скоро и мы будем грузиться, а сейчас все сидят на площади и выполняют абсолют лучше, чем в лагере.

— Конечно, привычка — дело великое, иногда даже во вред человека, — многозначительно ответил Андрюша.

Я решил признаться:

— Андрюша! Вы меня извините, я в лагере плохо о вас думал, когда вы нам о войне рассказывали, — и я поведал наши сомнения.