Артамошка Лузин - [11]
Подпальщики ждали сигнала. Его должны были дать с горы горящим снопом, подброшенным пиками вверх. Напрасно они напрягали глаза, всматриваясь в темноту: сигнала не было.
Молодой бурят Солобон, прильнув к земле, мечтал о том, как поползут желтые языки огня, рухнут стены — и он первый ворвется в город.
Нудно и тягуче тянулось время, сердце тревожно колотилось, а сигнала все не было. Дрожал от злобы Солобон.
Вдруг тишину разорвал зловещий вой бурятских трубачей. Это был сигнал — не поджигать крепость, а бросить все и бежать в свой стан. Заскрежетав зубами, Солобон проклинал старого князя Богдоя.
И Солобон и другие подпальщики уже успели в точности выполнить приказание: они отсчитали четвертое бревно стены снизу, ножами вырезали глубокие зарубки — знаки.
Подпалыцики поползли к стану.
Князь Богдой долго совещался с близкими и друзьями. Многие требовали немедля сжечь городок, раз и навсегда избавиться от лютого воеводы. Другие рассуждали иначе: «Один городок спалим — у русских других много». Богдой молчал — думал. Молчали и все остальные — тоже думали.
Поднялся старый бурят, седую косичку пощипал, хитро сощурился:
— В стаде бараны разные бывают — черные и белые… Русские люди тоже разные бывают…
Вокруг зашумели. Больше старик ничего не сказал. Князь Богдой вскинул пику — стало тихо. Голос у Богдоя звонкий, далеко слышно:
— Великан-гору не столкнешь: с русскими воевать — в пропасть прыгать! От монгольских ханов-разбойников наши юрты и скот, жен и детей не спасем побьют! Только русской силы боятся эти разбойники…
Молодой князь Хонодор горячился:
— Война! Крепость надо сжечь! Пепел по степи ветер разнесет — светло будет!
Богдой сурово топнул ногой, молодого задорного князя остановил:
— Бешеная собака кусает и своих и чужих. От злого воеводы всем худо, все плачут… Зачем из-за него на крепость огонь пускать! Забыли, сколько раз мы прятались за спину этой крепости? Забыли?
— Война! Побьем! — опять крикнул Хонодор, размахивая кривой саблей.
— Так кричит козленок, который отбился от своего стада! — рассердился Богдой и вскочил на коня.
За ним — все остальные.
На восходе солнца бурятский стан опустел.
Башенные дозорные сообщили воеводе:
— Враг скрылся, только головешки тлеют да помет конский валяется.
Старшина открыл малые ворота, огляделся. «Были и нет», — усмехнулся он. Увидев знаки на стене и оставленные подпальщиками смолье и солому для поджога, он побежал к воеводе.
— Подпалить норовили стены, батюшка воевода! Смолье бросили, убежали, знаки на стене бурятские вырезали…
— С нами бог! Врага побили!.. Возьми аманата да толмача, пусть знаки разгадают.
Толмач быстро вернулся.
— Ну? — нетерпеливо спросил воевода толмача.
— Нацарапано, батюшка воевода: «Были под самой стеной, но огонь не пустили — мир».
— Ишь ты, каковы! — стукнул об пол посохом воевода. — Снарядить казаков, самых лихих. Ночью отыскать бурятские юрты, бить нещадно. Скот, богатства, пленных доставить в городок. Я — государев слуга, всех воров выведу! Пусть помнят воеводскую руку!
Как ураган, налетели на бурятские юрты воеводские казаки. Жестокой расправы не ожидали буряты. Спешно собрались старшины родов и на глазах у родичей убили князя Богдоя, заподозрив его в коварной измене. И те, кто остался жив после казачьего налета, сложили свои пожитки, собрали по степи оставшийся скот и убежали в далекий Китай.
Вскоре ни одной бурятской юрты не могли отыскать воеводские казаки. Воевода ходил довольный, гладил широкую бороду, похвалялся:
— Вот я каков! Всех повоевал! Кто поперек меня — тому смерть от меня!
Только к вечеру успокоился воевода. На другой день встал рано, не выходил из своей светелки, а сидел там с писцом и строчил царям грамоту о своих победах.
Писец старательно вывел первые строчки грамоты — поименовал великих государей.
Воевода отошел к оконцу и долго смотрел на блеклое небо. Раздумье его прервал писец:
— Титул помечен, батюшка воевода…
Воевода сумрачно оглядел писца, левая бровь его дернулась:
— Ох, Алексашка, не в меру ты досаждаешь, языкаст да глуп! Каково писать великим государям, каков ум надобен!
— Превеликий ум, батюшка воевода…
— То-то, злодей! Пиши!
Воевода гордо вскинул голову, громко и самодовольно продиктовал:
— «…В нынешнем, великие государи, 1696 году бурятские воровские людишки учинили измену, пошли походом, осадили городок Иркутский, огнем грозились. Я, холоп ваш, ту измену в корень вывел: воровских бурят побил, юрты предал огню, скот и богатства их отобрал в вашу, великие государи, царскую казну. Какие остались из бурят в живых, те, похватав свои животы, бежали в Китайское царство…»
Воевода хотел приложить руку, взял перо, но с досадой его отбросил:
— Запамятовал я, Алексашка: добавь-ка в косую строчку.
Писец схватил перо.
— «Аманаты, великие государи, до единого перемерли. Велю казакам изловить новых…»
Гонцы повезли скорым ходом грамоту в царскую Москву.
Новый воевода
Очистилась Ангара ото льда. Дули теплые ветры. Весеннее солнце сгоняло снег, на проталинах пробивалась трава. Иркутяне позабыли о ратных тревогах. По-прежнему через городок шли обозы и, пройдя Заморские ворота, скрывались за Синей горой. По-прежнему пестрела базарная площадь, полная народа. Жил городок мирно, тихо…
