Артамошка Лузин. Албазинская крепость - [30]

— Держись за спину!

Олень кинулся в воду, и Агада быстро очутилась по другую сторону залитого места. Чалык, не задумываясь, побрел по воде по тому же пути.

Вожак уверенно шел вперед, обнюхивая воду и осторожно ступая. Остальные олени, никем не управляемые, торопливо шагали за вожаком. Чалык хорошо знал повадки оленей. Олени всегда найдут дорогу, если человек поверит им, не будет мешать. Чалык устал и промок до костей. Уздечки и сумка тяжелым грузом давили ему плечи. Он попытался задержать заднего оленя, но тот метнулся и не дался ему. Тогда Чалык пошел на хитрость. На одном из поворотов голова оленя оказалась рядом с ним. Он вытащил горсть сушеного мяса — олень протянул шею и длинным языком потянулся к его руке. Чалык ухватился за шею оленя, но садиться на него ему не хотелось. Это была единственная в маленьком караване Чалыка олень-самка; она несла на спине самое дорогое — камуланы — коврики для спанья, одежду и еду.

Чалык подумал: «На спину пришлось положить тяжесть, а может, скоро родится олененочек».

Олень побежал по воде, догоняя остальных, а Чалык, напрягая последние силы, поплелся вслед. Он заметил, что вожак бредет по глубокой воде, а остальные олени, поменьше ростом, чуть не всплывают. Олень Агады вытянул шею и забросил рога на спину.

«Устал вожак, — подумал Чалык, — и лезет куда попало».

— Хой! — закричал он. — Хой! Хой! — и побежал догонять караван.

Агада криком остановила вожака. Не успел Чалык подойти, как вожак снова зашагал. Чалык ухватился за шею оленя, который потянулся к пучку болотной травы, и залез ему на спину. Удивился Чалык: вода стала глубже, а вожак идет смелее и шагает широко. Как так? Вскоре стали показываться островки, заросшие желтой травой. Островки стали увеличиваться, но вожак ни к одному из них даже не пытался подойти и брел водой. Показались первые кочки; их становилось все больше и больше.

Вожак вывел караван из топких мест в сплошные моховые заросли. Чалык вспомнил, что отец рассказывал ему о моховой дороге, а женщины называли ее «люлька-дорога». Это такие места, где топкие болота заросли толстой коркой вековых мхов. Мхи переплелись с корнями болотных трав и мягких кустарников и образовали толстый и мягкий моховой ковер. А под этим ковром бурлит вода. Шагнешь на такой ковер — моховой слой стремительно опустится вниз, под ногами заклокочет студеная вода, а впереди вырастет бугор. Но не успеешь поднять ногу, как освобожденное место поднимется, мох опустится там, где ступишь, а впереди вырастет новый бугор. А когда проходишь мимо высоких кочек, они сильно качаются; если ты неопытен, такая кочка может ударить крепко; свалить с ног. Идешь по такой дороге — и шатаешься.

Олени шагали смело, но подвигались медленно. Высокие кочки раскачивались, словно встречали и провожали маленький караван низкими поклонами. Агада прилипла к спине оленя и боялась взглянуть: ей казалось, что олень-вожак ошибся и лопал в черные топи. Бедная девочка каждый раз, когда олень проваливался в мягкий мох, ждала смерти.

К вечеру начали вырисовываться слабые тени кривых, чахлых деревцев. Стояли они по одному, по два, сиротливо и одиноко. Чалык первый увидел их и передал радостную весть Агаде. Но она не подняла головы. Деревца встречались все чаще и чаще; наконец стали попадаться крупные лиственницы; моховой ковер под ногами становился упругим и крепким.

Солнце садилось за далекую синюю гору, подул холодный ветер. Запахло лесом, и вскоре острый глаз Чалыка разглядел вдали темную синеву тайги.

— Тайга! Впереди близко тайга! — послышался его хриплый голос.

Когда солнце закатилось, посерело голубое небо, олень-вожак остановился, и Чалык без труда надел на него уздечку. Обнимая голову оленя, он шептал ему ласковые слова и целовал своего спасителя в мягкие губы. Умные глаза оленя уставились в глаза Чалыка, а тот вытащил нож и проколол им себе ладонь. Выступила темная капля крови. Этой кровью Чалык намазал оленю около ноздрей. Затем легко надрезал ухо оленя и кровью его помазал свою косичку. Так серый олень-вожак стал кровным оленем Чалыка.

Ночевать остановились на небольшом островке. Олени паслись близко, нехотя жевали болотные травы и веточки чахлых кустарников: оленьего мха не было.

Агада исхудавшая и ослабевшая, едва держалась на ногах. Желтое лицо ее, потемневшие, воспаленные губы, мутные глаза показывали, что она тяжело больна, но крепится, чтобы не тревожить и не огорчать Чалыка. Да и сам Чалык был неузнаваем: впали щеки обострились широкие скулы, вытянулось лицо, старая парка сползла с острых плеч, ослабели руки. Он с горечью говорил:

— Сила от меня убежала, как ее догонять?

От еды Агада отказалась. Плохо ел и Чалык.

Ночь промелькнула быстро. Луч солнца искрился, играл, заливая золотом болотные поросли. Небо сияло изумрудно-синим прозрачным светом. Где-то невдалеке свистел болотный кулик. От болот тонкой бледной пеленой поднимался реденький туман и тут же таял и рассеивался.

…Олени уже давно цокали рогами над самыми головами спящих, но юные хозяева не поднимали головы, и никто из них не протягивал руки с вкусной подачкой. Олени могут ждать подолгу, но потом далеко уйдут и не возвратятся.