Арсен Люпен против Херлока Шолмса - [18]

На какую-то секунду англичанин растерялся, потом вдруг инстинктивно вскинулся, готовый наброситься на Арсена Люпена. Тот покачал головой.

— Нехорошо… некрасиво получится… и ничего не даст…

Англичанин, словно прося о помощи, стал озираться по сторонам.

— Тоже не выйдет, — сказал Люпен. — К тому же вы уверены, что сможете со мной справиться? Полноте, давайте сыграем партию по всем правилам.

Такая идея в подобных обстоятельствах как-то не вдохновляла. И все-таки англичанин, по-видимому, счел за лучшее принять участие в игре, поскольку он, привстав, холодно представил:

— Господин Вильсон, мой друг и помощник — господин Арсен Люпен.

Забавно было видеть, как удивился Вильсон. Вытаращенные глаза и широко раскрытый рот как бы делили надвое расплывшееся лицо, похожее на яблоко с лоснящейся, туго натянутой кожей, а вокруг — заросли взъерошенных волос и жесткие, торчащие, как трава, пучки бороды.

— Что это вы так оторопели, Вильсон, дело-то обычное, — усмехнулся издевательски Херлок Шолмс.

Вильсон забормотал:

— Почему вы его не схватите?

— А разве вы не заметили, Вильсон, этот джентльмен встал как раз в двух шагах от двери. Не успею я и пальцем пошевелить, как его и след простынет.

— Ну, разве в этом дело? — заметил Люпен и, обойдя вокруг стола, уселся с другой стороны, так что теперь между дверью и им оказался англичанин. Таким образом, он отдавал себя на милость Шолмса.

Вильсон взглянул на своего друга, как бы спрашивая разрешения оценить по достоинству подобную храбрость. Но тот оставался невозмутимым. А спустя мгновение крикнул:

— Официант!

Тот подбежал.

— Два стакана содовой, пива и виски, — заказал Шолмс.

Итак, перемирие… пока. И вскоре мы уже все четверо спокойно беседовали, сидя за столом.

Херлок Шолмс казался одним из тех людей, которых встречаешь на улицах каждый день. На вид ему было лет пятьдесят, и он ничем не отличался от обычных обывателей, проводящих свои дни за конторками, листая бухгалтерские книги. Шолмс был бы точно таким, как все честные лондонцы, с такими же рыжеватыми бакенбардами, бритым подбородком, тяжеловатой наружностью, если бы не необыкновенно острый, живой и проницательный взгляд.

Ведь недаром он звался Херлок Шолмс, это имя означало для нас некий феномен интуиции, наблюдательности, проницательности и изобретательности. Как будто природа шутки ради объединила два самых необыкновенных типа полицейского, которые когда-либо создавало человеческое воображение: Дюпена Эдгара По и Лекока Габорио и создала по своему вкусу третий, еще более необычный, ну просто нереальный. Когда слышишь о подвигах, принесших ему мировую известность, невольно задаешься вопросом, есть ли он на самом деле, этот Херлок Шолмс, не легендарный ли это персонаж, во плоти и крови сошедший со страниц книги какого-нибудь знаменитого романиста, ну, например, такого, как Конан Дойл.

Сразу же, как только Люпен задал вопрос о том, сколько он собирается здесь пробыть, Шолмс повернул беседу в нужное ему русло.

— Срок моего пребывания здесь зависит от вас, господин Люпен.

— О, — рассмеялся тот, — если бы это зависело от меня, я попросил бы вас сегодня же вечером сесть на пароход.

— Сегодня вечером — еще рановато, но, надеюсь, через восемь — десять дней…

— Вы спешите?

— У меня ведь так много дел: ограбление англокитайского банка, похищение леди Эклестон… А что, господин Люпен, вам кажется, что недели будет недостаточно?

— Вполне достаточно, если вы намерены заниматься двойным делом о голубом бриллианте. К тому же именно такой срок мне и нужен для того, чтобы принять необходимые предосторожности в случае, если в ходе расследования этого двойного дела вы получите серьезные преимущества, могущие угрожать моей безопасности.

— Но, — заметил англичанин, — я как раз и собираюсь получить эти преимущества за восемь — десять дней.

— И, возможно, арестовать меня на одиннадцатый?

— Нет, последний срок — десятый.

Люпен подумал и покачал головой:

— Трудновато… трудновато…

— Трудно, согласен, однако возможно, а значит, так будет наверняка.

— Наверняка, — подтвердил Вильсон, словно это именно он наметил все необходимые шаги, способные привести его друга к ожидаемой развязке.

Херлок Шолмс не удержался от улыбки:

— Вильсон знает, что говорит, он сам был свидетелем…

И пустился в объяснения:

— Конечно, на руках у меня далеко не все козыри, ведь речь идет о событиях, происшедших уже несколько месяцев тому назад. Не хватает данных, признаков, на которых я обычно строю расследование.

— Как, например, комья грязи и сигаретный пепел, — важно изрек Вильсон.

— Однако, даже если не считать чрезвычайно интересных выводов, которые сделал господин Ганимар, в моем распоряжении все газетные статьи на эту тему, все, что подметили журналисты, а значит, и вытекающие отсюда мои собственные суждения о деле.

— Различные версии, появившиеся в результате анализа или гипотетическим путем, — наставительно добавил Вильсон.

— Не будет ли с моей стороны нескромным, — непринужденно, как обычно говорил с Шолмсом, поинтересовался Арсен Люпен, — не будет ли нескромным узнать, каково сложившееся у вас общее впечатление об этом деле?