Ароматы кофе - [21]

— «Кастл»… — Пинкер задумался. — Гм. «Кастл». «Кофейня „Кастл“». А что… это звучит. Есть в этом нечто солидное. Что скажешь, Эмили?

— Мне кажется, мнение Роберта, будто некоторых клиентов «безалкогольное» в названии может отпугнуть, не лишено здравого смысла, — осторожно заметила Эмили. — Поэтому, наверно, название «Кастл» удачнее.

Пинкер кивнул:

— «Кастл» так «Кастл». Благодарю вас, Роберт за ваш весьма ценный вклад. Велю немедленно рабочим поменять вывеску.

Так родилась одна из известнейших торговых марок в истории кофе — название, в свое время столь же известное, как «Лайон», «Ариоза» или «Максвелл Хаус». Но не только этим событием был отмечен тот день в рабочей суете: среди служащих, мраморных столешниц, запахов свежей краски, сливавшихся с густым ароматным кофейным паром, исходившим из двух форсунок аппарата синьора Тозелли, как дым из ноздрей дракона… Едва Пинкер удалился, занявшись поиском бригадира, его дочь обернулась ко мне:

— Да… благодарю вас, Роберт. Получилось вполне тактично. И название «Кастл», несомненно, удачнее.

Я пожал плечами:

— Что вы, не стоит благодарности.

Эмили улыбнулась — и улыбка задержалась чуть дольше, чем я мог ожидать. Как вдруг, внезапно вспыхнув, она отвела взгляд.

— Идите сюда! — призвал с улицы Пинкер.

В экипаже на обратном пути в Лаймхаус мне показалось, будто, соприкасаясь со мной бедром, Эмили отстранялась уже не так резко, как раньше.

Глава одиннадцатая

«Земляной» — это запах свежевскопанной земли, влажной после дождя, и он весьма схож с запахом свекольного корня.

Жан Ленуар. «Le Nez du Café»

В тот вечер, прогуливаясь по Пиккадилли, я увидел, как впряженный в брогам[17] жеребец пытается совокупиться с кобылой. Большинство экипажных лошадей, разумеется, кастрировали, но этот очевидно принадлежал какому-то богачу и уже вполне свыкся с тенетами упряжи. Кобыла была привязана у входа в универмаг Симпсона, а кучер экипажа куда-то отлучился.

Зрелище было довольно странное: жеребец, зажатый в упряжи между оглоблями, пытался вскарабкаться на спину кобыле, толкаясь своим мощным органом ей в зад. Каждый раз он соскальзывал, утянутый назад грузным громоздким экипажем: но это жеребца не останавливало, он тотчас предпринимал очередную попытку, снова неуклюже вскидывая вверх передние копыта, как китаец, пытающийся подхватить палочками кусок мяса. Между тем кобыла все это время смирно стояла, почти не двигаясь с места, даже когда жеребец захватывал зубами ее шею. Задок экипажа кренился и с каждым шатким отскоком задних ног жеребца грохал о мостовую.

Собралась небольшая толпа. Наиболее респектабельные леди спешили прочь, но среди зевак я заметил нескольких молодых женщин, которые были куда смелее, и я с интересом то и дело переводил взгляд с возни животных на хихикавших девиц, всем своим видом демонстрировавших свое изумление и восторг.

Наконец явился кучер брогама и с криком попытался оттащить своего жеребца. Тот, понятно, не имел ни малейшего желания прекращать свое занятие, даже когда хозяин принялся охаживать его кнутом — с немалым риском для себя самого, сказал бы я. Жеребец, желая примоститься на спине у кобылы, яростно потрясал передними копытами, в то время как задними выписывал сложные па, пытаясь высвободиться от коляски, кринолином покрывшей его зад. Все это выглядело так, будто кучер как раз подстегивает жеребца к действиям. Под конец жеребец справился с задачей и по собственной воле сполз с кобылы, разбитая коляска с грохотом вернулась в исходное положение. Орган жеребца все еще свисал до самой мостовой, когда хозяину удалось, наконец, под насмешливые улюлюканья зевак погнать его рысцой прочь.

Между тем паре проституток вздумалось пройтись в толпе, предлагая свое ремесло. Одна скользнула мимо меня, шепнув:

— Не желаете развлечься, сэр?

На лондонском жаргоне тех лет «развлечься» означало взять проститутку. Обернулась: довольно смазливая девчонка, попроще, чем обычно я предпочитал; лет шестнадцати, не больше. Я сделал отрицательный жест.

— У меня тут сестра, — сказала она.

Должно быть, в глазах моих она прочла некий интерес, потому что девчонка махнула другой, чтоб подошла. Они были явно между собой схожи, обе кареглазые, темноволосые, у обоих круглые скуластые личики. Такое мне еще не выпадало; с сестричками до сих пор я дела не имел, а, глазея на жеребца, я изрядно возбудился.

— Быстрей! — бросила первая, почуяв, что сделка состоялась. — Вон туда!

Позади в витрине табачной лавки я увидел надпись: «Комнаты в наем». Я проследовал за девчонками в лавку, затем вверх по ступенькам: сунув каждой по полкроны и еще полкроны владельцу лавки, я, расстегнувшись, поимел девиц в быстрой последовательности одну за другой, не потрудившись даже снять брюк.

Какой восторг!

Упившись звездами, захрюкать радостно

в помоях… —

как утверждает Ричард Ле Гальенн.[18]

Полагаю, мне стоит тут кое-что прояснить насчет себя. В своем повествовании я не сделал ни единой попытки представить себя в привлекательном виде — скорее наоборот. Когда, оглядываясь назад, я вижу, каким я был в свои юные годы восторженным, самовлюбленным позером, то просто диву даюсь, как можно было кому-то в меня влюбиться: я выставляю себя в таком нелепом свете потому, что теперь именно таким я себя в те годы вижу. И в этом смысле к критике готов. Однако отдаю себе отчет, что теперь вы будете судить меня уже за мою аморальность.