Армейский спотыкач - [3]

Засуетилась старушка, видит, дело всурьез пошло. Мырнула в подполье, бочоночек выволокла, - жилистая была, лахудра. Вдвинул солдат добро на тачку, сверху паклей да коноплей для прикрытия забросал. Попер тачку по-за плетнями, аж колесо запищало. Час ранний, ни на кого не наскочишь... Правой ногой хромает, однако ж ему наплевать: суставы-то у него во как действовали...

Докатил до опушки, одежу с себя долой. Сел под куст в чем мать родила, смазал себя по всем швам картофельным крахмалом, да в пакле и вывалялся. Чисто как леший стал, - свой ротный командир не признает. Бороду себе из мха венчиком приспособил, личность пеплом затер. Одни глаза солдатские, да и те зеленью отливают, потому на голову, заместо фуражки, цельный куст вереску нахлобучил.

Вышиб он втулку, стал водку поядренее заправлять: махорки с полкартуза всыпал, да мухоморов намял, туда ж и запихал, да перцу горсть, да волчьих ягод надавил для вкуса. Чистая мадера!

Покатил он бочонок в чащу, палочкой подпихивает, козлом подрыгивает, сам пьяную песню поет:

- "А кто там идет?

Леший бородач!

А что ен везет?

Чёртов спотыкач!"

Слышит - по орешнику будто ползучая плесень шелестит, с дуба на дуб не весть кто сигает, кудрявым дымом отсвечивает.

Докатил солдат выпивку свою до озера, остановился. Пот по морде ползет, глаза заливает, - а утереться нельзя, потому все лесное обличье с себя смажешь. Снял он со спины черпачок, что у самогонной старушки прихватил, бочоночек на попа поставил, застучал в донушко, - на весь лес дробь прокатилась.

С ветки на ветку, с ельника на можжевельник подобралась мутная нежить, животы в космах да в шишках, на хвостах репей, на голове шерсть колтуном. Кольцом вкруг солдата сели, языки под мышкой, глаза лунными светляками. Один из них, попузастее, - старший, должно быть, потому у него светлая подкова на грудях висела, - хвост свой понюхал, словно табачком затянулся, и спрашивает:

- Ты, милачок, откудова прибыл?

- Для собственного ремонта с западного фронта, из Беловежской Пущи... У вас здесь погуще!

- А в бочонке у тебя что за узвар?

- Армейский спотыкач, ковшик выпил - дуешь вскачь. В гродненской корчме подцепил, да сюда прикатил.

Леший рот и расстегнул, а на животе у него, глядь, - второй рот распахнулся, да оба враз и зачмокали.

"Ловко, - думает солдат, - энто у них приспособлено!.."

- А почему от тебя, - спрашивает пузатый, - пехотным солдатом пахнет?

Лешие, конечно, не потеют, - солдатский-то букет ему в нос и бросился.

- Да я по этапным дворам бродил, по ночам солдатские пятки брил. Вот, извините, и пропах... Да вы не скулите! Вона у пня дохлый крот, вы ноздри натрите, - авось отшибет.

Подобрались лешие поближе, а солдат втулку приоткрыл, нацедил пеннику с полчерпака, стоит поплескивает, - так они кругом на хвостах и заелозили.

- Ну что ж, подноси, - говорит старший. - Чего дразнишь? А то мы тебя и в компанию свою не примем...

Как гаркнет солдат:

- Встать! Становись в затылок... Да чтоб по два раза не подходить, знаю я вас, сволочей одинаковых!..

Потянулись они ближе, как старушки к кашке: кто пасть подставляет, кто ухо, а кто и того похуже. Некогда солдату удивляться, знай льет - кому в рот, кому в живот, абы вошло.

И минуты не прошло, взошел им градус в нутро, забрало их, братцы, аж до кончика. Похохатывать стали, да с перекатцем, да с подвизгом, - будто кошка на шомполе над костром надрывается... А потом играть стали: кто на бочке, брюхом навалившись, катается, кто старшего лешего по острым ушам черпаком бьет... Кто, в валежник морду сунувши, сам себе с корнем хвост вырывает. Мухомор с махоркой на фантазию, братцы, действует...

Назюзились окончательно. В кучку сбились, друг с дружкой, как раки, посцеплялись, - шерсть-то у них дремучая, - покорежились раз, другой и аминь. Будто траву морскую черт бугром взбил, копыта об ее вытер, да и прочь ушел.

"Запалить их что ли? - думает солдат. - Спирт внутри, пакля наружу, здорово затрещит!" Однако ж не решился: ветер клочья огненные по всей дубраве разнесет, - что от леса останется? Нашел он тут на бережку старый невод, леших накрыл, со всех концов в узел собрал, поволок в озеро. Груз не тяжелый, потому в них, лесных раскоряках, видимость одна, а настоящего веса нет. А там, братцы, в конце озера подземный проток был, куда вода волчком-штопором так и вбуравливалась.

Подбавил он в невод камней - для прочной загрузки - да всю артель веслом щербатым в самый водоворот и спихнул. Так и захлюпала! Прощай, землячки, пиши с того света, почем там фунт цыганского мяса...

Обмыл с себя солдатик паклю, да крахмальную слизь, морду папоротником вытер, пошел одеваться: нога похрамывает, душа в присядку скачет... Ловко концы-то сошлись. На войне раненого полуротного из боя вынесешь - Георгия дают, а тут за этакий мирный подвиг и пуговкой не разживешься. А ведь тоже риск: распознай его лешие, по косточкам бы раздергали, кишки по кустам, пальцы по вороньим гнездам...

Добрел он до села, у колодца обчественного стал, как загремит в звонкую бадью ясеневой палочкой:

- Сходись старый да малый! Бог радость прислал; грибами-малиной теперь в лесу хочь облопайся...