Арманд и Крупская: женщины вождя - [79]

26 июня 1918 года Ленин с возмущением писал Зиновьеву: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-можно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает. Привет! Ленин». Более просто ленинскую мысль можно передать так: «Евсеич! Как же так — народ террора требует, а ты не дозволяешь! Да нас же бояться перестанут! Смотри, а то самого для примера стрельнем, чтоб массам не обидно было! Хоть мы с тобой в эмиграции и не одну цистерну пива выпили». И Григорий Евсеевич не подвел. Он выполнил и перевыполнил требование вождя, превратив Петроград в образцовый город с точки зрения постановки там дела массового террора.

Сам же Ленин в 1919 году в интервью американскому писателю и журналисту Л. Стеффенсу развил целую философию террора, его практическое обоснование: «Террор служит тому, чему должен служить… Мы должны найти какой-то путь, как избавиться от буржуазии, высших классов. Они не дадут нам совершить никакие экономические перемены, на которые они не пошли бы до революции, поэтому их надо вышибить отсюда… Единственное решение я вижу в том, чтобы угроза красного террора способствовала распространению ужаса и вынуждала их бежать. Как бы это ни делалось, сделать это необходимо…» Ильич при этом умолчал об одном немаловажном обстоятельстве: чтобы напугать «высшие классы», почему-то пришлось за компанию отправить на тот свет изрядное количество представителей классов средних и низших: интеллигентов, офицеров, крестьян, а порой и «несознательных» пролетариев. Например, в Ижевске и в Воткинске, где они предпочли с оружием в руках воевать на стороне Комитета Учредительного собрания, а позднее Колчака, и где расстрелы заложников и репрессии против рабочих семей со стороны красных были особенно жестокими.

Вождь большевиков стремился убедить Стеффенса, что террор — вещь великая и для настоящей революции абсолютно необходимая: «Не отрицайте террора. Не преуменьшайте ни одного из зол революции. Их нельзя избежать. На это надо рассчитывать заранее: если у нас революция, мы должны быть готовы оплачивать ее издержки. Террор будет. Он наносит революции тяжелые удары как изнутри, так и извне, и мы должны выяснить, как избегать его, контролировать или направлять его. Но мы должны больше знать о психологии, чем мы знаем сейчас, чтобы провести страну через это безумие».

Тогда же, летом 1918 года, когда возникла угроза захвата Баку турецкими войсками, Ленин предлагал сжечь город целиком (к счастью, эта идея не была реализована). А 9 октября 1918 года предлагал Нижегородскому губкому «навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п.». Учитывая, что при военном коммунизме красноармейцы были одними из немногих, кто всегда получал сносный паек, они, несомненно, становились лакомой добычей для проституток. А в условиях, когда голодало едва ли не все население, в той или иной степени проституцией вынуждено было заниматься чуть ли не большинство женщин. Таким образом, под действие ленинского указания, наверное, свободно могла попасть, особенно учитывая многозначительное «и т. п.», основная часть населения. Да, сурово предлагал обойтись Ильич с теми, кого Инесса в молодые годы безуспешно пыталась вырвать из объятий порока.

Но не только их Ленин готов был принести в жертву революции. Например, в середине августа 1920 года, как раз тогда, когда писалось такое душевное письмо Инессе с предложением отдохнуть на Кавказе, Ленин предлагал следующим образом наказать государства Прибалтики за строптивость: «Под видом «зеленых» (мы потом на них и свалим) пройдем на 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия 100 000 руб. за повешенного». А Троцкому в Петроград 22 октября 1919 года, в самые напряженные дни борьбы с Юденичем, писал: «Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?» А 10 августа 1918 года послал записку наркому продовольствия А Д. Цюрупе: «Проект декрета — в каждой хлебной волости 25–30 заложников из богачей, отвечающих жизнью за сбор и ссыпку всех излишков».

Подобные «расстрельные» письма и записки «самого человечного из людей» можно цитировать до бесконечности. А иногда вождь убивал не пулей — голодом. Так и писал в феврале 1920 года: «Наличный хлебный паек уменьшить для неработающих на транспорте; увеличить для работающих. Пусть погибнут еще тысячи, но страна будет спасена». Идея насчет того, что для построения нового коммунистического общества потребуется истребить часть населения, оказалась очень живучей. Достойный продолжатель Ленина Пол Пот, глава «красных кхмеров», полагал, например, что из семимиллионного населения Камбоджи только два миллиона достойны светлого будущего, а остальные пять должны умереть, и чем скорее, тем лучше.