Арманд и Крупская: женщины вождя - [73]

На одной из брошюр Инессы, «Почему я стала защитницей Советской власти?», вышедшей в 1919 году и в начале 20-х несколько раз переиздававшейся, стоит остановиться подробнее. Это — единственное из опубликованных произведений Арманд, написанное, как указывала позднее Крупская, в «полубеллетристической форме». И предназначена брошюра, как справедливо отмечала Надежда Константиновна, «для самой серой работницы». Главное же, именно здесь в наибольшей степени (если не считать дневника и писем) приоткрывается для нас внутренний мир Инессы Арманд, некоторые факты ее биографии, наконец, то, как она переосмысливала собственное дореволюционное прошлое.

Писала брошюру Инесса от лица простой работницы, языком, максимально доступным для массы едва грамотных женщин. В стилистическом отношении вышло неплохо — у возлюбленной Ильича, определенно, был литературный талант, который, к сожалению, она так и не успела развить. И как орудие пропаганды брошюра Арманд замечательна умелым использованием традиционных для большевиков приемов, посредством которых пролетариев и крестьян убеждали: во «временных трудностях» виноваты интервенты и белогвардейцы, да еще сам народ, не достигший еще должной сознательности и не готовый пока что безоговорочно и безоглядно поддерживать партию Ленина и самоотверженно трудиться и воевать для построения светлого коммунистического будущего.

Елена Блонина сразу же сообщает простодушным читательницам, полагающим, будто имеют дело с реальной жизненной историей: «Хочу рассказать вам, как я поняла, что такое Советская власть, и почему я стала на ее сторону. Было это так.

На фабрике у нас работает много женщин. Текстильщицы. Народ все больше темный. А тут с продовольствием плохо, то да се, мы и давай бранить промеж себя Советскую власть: не дает, мол, ничего работницам…»

Как мы помним, Инесса была замужем за текстильным фабрикантом. Имела ли она право причислять себя к текстильщицам? Наверное, в каком-то смысле имела. Вот насчет того, что темная женщина, Инесса, несомненно, лукавила. Все-таки, кроме русского, четыре языка знала и в Брюссельском Новом университете диплом лиценциата получила. Пари можно держать, что ни одна работница Пушкинской или любой другой российской мануфактуры таким образованием похвастать не могла. И речь Блониной, конечно же, куда правильнее, литературнее, чем у рядовой ткачихи начала века.

Но, отдадим должное Инессе Арманд, положение работниц она представляла себе не понаслышке. Сказался опыт жизни в Пушкино и неоднократное посещение фабрик после 1917 года, частые беседы с женщинами, на них работавшими. Инесса прекрасно знала, что голодали работницы в «незабываемом 1919-м», если использовать название популярной в свое время пьесы Всеволода Вишневского. Брань в адрес Советов и большевиков подруге Ильича приходилось выслушивать не раз и не два. И в своей брошюре Арманд возлагала вину за «нездоровые настроения» среди рабочих и работниц на… интеллигентов, которые будто бы раньше только и делали, что прислуживали хозяевам, а теперь смущают народ, настраивают его против Советской власти: «А тут еще Петр Никифорыч, бывший мастер на нашей фабрике, теперь работает у нас рабочим, все разжигает, все говорит, что плоха Советская власть и ни на что нам не нужна…»

Прозрение к героине агитки приходит вместе с «сознательным рабочим» Иваном, работающим на одной с ней фабрике. А ведь именно таким псевдонимом подписывал Ленин некоторые из адресованных Инессе писем. В брошюре работница под влиянием проповеди Ивана обретает веру в Советскую власть, точно так же, как когда-то под влиянием книги Ленина «Развитие капитализма в России» сама Арманд уверовала в правоту большевиков. Иван корит героиню: «Зря ты болтаешь о Советской власти. Да знаешь ли ты, что такое Советская власть?» Я тут и осеклась, не знаю, что ему ответить. «Глупая, — говорит, — ведь Советская власть — это наша власть, власть рабочих и работниц. Выходит, что, когда ты ее без толку ругаешь, ты ругаешь самое себя. Ничего-то ты не понимаешь».

Ну, как же, — говорю, — а вот и Петр Никифорыч ее тоже ругает, и учитель, и докторица». А Иван посмеивается. «Эх, ты! — говорит. — Неужели трудно понять? Ведь они все трое — буржуи, руку хозяина всегда держали. Как же им не ругать-то рабочую власть! А ты им уж и поверила!»

Понять и поверить действительно трудно. Фактически Арманд осуждает здесь себя прежнюю. И для этого Инессе пришлось покривить душой. Именно она когда-то служила учительницей в рабочей школе, и отнюдь не потому, что была женой хозяина фабрики, старалась облегчить быт работниц с помощью «Общества улучшения участи женщин». Нет, Инесса в ту пору думала, что только так можно помочь страждущим и что богатые должны добровольно делиться с бедными, дабы не допустить нищеты и голода. Теперь же она свято верила: лишь революция сделает женщину счастливой и свободной.

А когда Инесса работала в «Обществе улучшения участи женщин», познакомилась со многими фабричными врачами. И прекрасно знала, что эти люди отнюдь не являлись пособниками хозяев, а искренне стремились к просвещению рабочих, заботились об их здоровье. Да и мастера в своем большинстве отнюдь не были зверьми, старавшимися содрать с несчастных пролетариев три шкуры и поставлявшими молодых работниц для хозяйских утех. Кстати, Александр Арманд ничем предосудительным с девушками на своей фабрике как будто не занимался. Но интересы революции требовали представить мрачную картину недавнего прошлого и заклеймить «буржуазную интеллигенцию», не понимающую прелестей нового порядка.