Арканзасские трапперы - [76]

Немного позади стояла дама лет семидесяти и почтенный, уже совсем седой старик.

Я одним взглядом окинул эту семью; в ней было что-то патриархальное, возбуждающее невольное сочувствие и уважение.

— Я очень счастлив, сеньор, — сказал хозяин, беря мою лошадь под уздцы и помогая мне сойти с нее, — что мой друг Весельчак убедил вас приехать ко мне.

— Должен сознаться, сеньор, — улыбаясь, отвечал я, — что это удалось ему без большого труда. Я не отговаривался и с глубокой признательностью принял его предложение.

— Теперь уже поздно, и вы утомлены, — продолжал хозяин. — Если вы позволите, я проведу вас в столовую. Мы собирались ужинать, когда нам сказали о вашем приезде.

— Благодарю вас, сеньор, — отвечал я, наклонив голову. — При таком радушном приеме я совсем забыл о своей усталости.

— Сразу видна французская вежливость! — сказала, улыбаясь, хозяйка.

Я предложил ей руку, и мы вошли в столовую, где на огромном столе стоял обильный ужин, аппетитный запах которого напомнил мне, что я постился в продолжение двенадцати часов.

Все уселись вокруг стола; нас было, по меньшей мере, человек сорок.

Вместе с хозяевами ели и слуги. На асиенде еще соблюдался этот старинный, уже выходящий из употребления обычай.

Когда все немного подкрепили свои силы, разговор, вначале довольно вялый, заметно оживился.

— Ну что же, Весельчак? — спросил седой патриарх моего спутника, который сидел рядом со мной и энергично работал ножом и вилкой. — Выследили вы ягуара?

— Даже не одного, а целых двух, генерал, — отвечал Весельчак.

— Ого! И вы вполне уверены, что их два?

— Не думаю, чтобы я ошибался. Спросите хоть у Чистого Сердца. Он знает, что я пользовался довольно большой известностью в западных прериях.

— Весельчак не мог ошибиться, — сказал хозяин дома. — Он для этого слишком опытный охотник.

— В таком случае, нужно собрать загонщиков и поскорее избавиться от этих опасных соседей. Как ты думаешь, Рафаэль?

— Я уже позаботился об этом, отец, и очень рад, что вы согласны со мною. Черный Лось, должно быть, успел все подготовить.

— Да, все готово, — отвечал Черный Лось. — Можно отправиться на охоту когда угодно.

Дверь отворилась, и в комнату вошел новый посетитель. Рафаэль и его жена встали и пошли к нему навстречу.

Меня несколько удивила такая предупредительность, тем более, что гость был индеец. Я хорошо знаю краснокожих, не раз живал вместе с ними, и мне стоило только взглянуть на костюм посетителя, чтобы узнать, что он принадлежит к племени команчей.

— О! Орлиная Голова! Орлиная Голова! — радостно кричали дети, окружив его.

Он поочередно перецеловал их всех и дал им какие-то игрушки, которые так искусно умеют делать индейцы. Потом он, улыбаясь, подошел к столу, очень любезно раскланялся и сел между хозяином и хозяйкой.

— А мы рассчитывали, вождь, что вы придете до захода солнца, — дружески сказала хозяйка. — Нехорошо с вашей стороны заставлять себя ждать.

— Орлиная Голова ходил по следу ягуаров, — ответил индеец. — Теперь моей дочери нечего бояться. Они убиты.

— Как! Вы уже убили ягуаров? — воскликнул Рафаэль.

— Да, мой брат может взглянуть на них. Шкуры очень хороши, они лежат во дворе.

— Вы, должно быть, всегда будете нашим Провидением, вождь! — сказал дон Рамон, протягивая ему руку.

— Мой отец говорит хорошо, — отвечал Орлиная Голова. — Владыка жизни вложил в его уста эти слова. Семья моего отца — моя семья.

После ужина Рафаэль проводил меня в прекрасную комфортабельную спальню. Я лег в постель и тотчас же заснул.

На другой день хозяева стали уговаривать меня отложить на время мое путешествие и погостить у них. Нужно сознаться, что я очень охотно согласился исполнить их просьбу. Уже не говоря о том, что мне жаль было расстаться с людьми, так радушно принявшими меня, мое любопытство было возбуждено всем виденным накануне, и мне очень хотелось пробыть на асиенде еще несколько дней.

Прошла целая неделя.

Рафаэль и все его семейство были ко мне необыкновенно внимательны, и я чувствовал себя прекрасно в их мирном доме. Но любопытство, возбужденное во мне в первый день приезда, не уменьшилось, а увеличилось.

Мне почему-то казалось, что окружавшие меня люди были далеко не всегда так счастливы, как теперь, что каждому из них пришлось многое пережить и перестрадать.

Почему на их лицах появляется иногда такое скорбное выражение? Откуда взялись эти глубокие морщины? Наверное, их провело не время, а какое-нибудь тяжелое горе.

Эта мысль преследовала меня и, несмотря на все усилия, я никак не мог отделаться от нее.

Прошло еще некоторое время, и я стал близким человеком в этой милой семье. Все полюбили меня, горячо принимали к сердцу мои дела и откровенно говорили со мною о своих. Но интересовавший меня вопрос до сих пор остался неразрешенным. Несколько раз собирался я задать его и — не смел. Я боялся быть нескромным, боялся разбередить еще незажившие раны.

Раз вечером я и Рафаэль возвращались с охоты. Мы были уже недалеко от дома, когда он вдруг остановился и положил руку мне на плечо.

— Что с вами, дон Густавио? — спросил он. — Вы выглядите таким мрачным и озабоченным. Может быть, вы скучаете в нашем обществе?