Арканзасские трапперы - [45]

Когда все приготовления были закончены, Хесуситу привели к дереву и посадили на кучу дров. Началась пляска скальпа.

Несчастная женщина казалась спокойной.

Она пожертвовала своей жизнью, и ничто уже не могло взволновать ее.

Опухшие от слез, лихорадочно сверкавшие глаза ее бесцельно блуждали по толпе краснокожих, ревевших, как дикие звери; но голова ее была свежа. Сердце бедной матери разрывалось от мук, сравнительно с которыми ничего не значила та пытка, которую готовили ей индейцы. Она с ужасом думала о том, что сын ее явится отдаться в руки врагов, чтобы спасти ее.

Она внимательно прислушивалась, и каждую минуту казалось ей, что около лагеря раздаются торопливые шаги Рафаэля, спешащего к ней на помощь. Сердце Хесуситы замирало от страха, и она горячо молилась, чтобы Бог позволил ей умереть вместо сына.

А индейцы плясали и кружились около нее. Великолепно разодетые и разукрашенные воины с выкрашенными черной краской лицами вертелись по двое вокруг столба. А впереди них двигались, ударяя в барабаны, музыканты. На головах их развевались совиные перья, а лица были раскрашены черными и красными полосами.

Воины держали палки и ружья, на которых висели кусочки красного сукна и черные перья; во время пляски они опускали их прикладом на землю.

По одну сторону столба помещались, образуя полукруг, мужчины, по другую — женщины.

Орлиная Голова, бывший во главе воинов, держал в руке длинную палку, с верхушки которой свешивался скальп, а над ним поднималось чучело совы с распростертыми крыльями. Немного пониже к палке были привязаны другой скальп, шкура рыси и перья.

Через несколько минут пляска прекратилась; музыканты подошли к осужденной и стали изо всех сил бить в барабаны и оглушительно петь.

Потом все опять начали плясать со странными, дикими воплями, способными свести с ума несчастную, которой они говорили об ожидавших ее ужасных мучениях.

Так продолжалось довольно долго.

Наконец Орлиная Голова дотронулся до Хесуситы своей палкой.

Шум мгновенно прекратился, все остановились и схватились за оружие.

Началась пытка!

ГЛАВА XX. Пытка

Как только кончилась пляска скальпа, главные воины племени выстроились перед столбом с оружием в руках, а женщины, в особенности же старухи, бросились на осужденную и с бранью стали толкать, бить ее и вырывать ей волосы. Она не оказывала ни малейшего сопротивления. Несчастная женщина желала только одного: умереть скорее.

С лихорадочным нетерпением следила она за пляской скальпа, с ужасом думая о том, что сын ее может явиться каждую минуту и встать между нею и палачами.

Как древняя мученица, нетерпеливо ждала она смерти и в глубине души обвиняла индейцев. Зачем теряют они время на эти бесполезные обряды? Почему так медлят и как будто не решаются убить ее?

Команчи и на самом деле выказывали некоторую нерешительность. Хоть они и считали справедливым решение совета, им неприятно было мучить беззащитную, уже пожилую женщину, которая не сделала им никакого зла.

Даже Орлиная Голова, несмотря на всю свою ненависть к Чистому Сердцу, испытывал что-то вроде угрызений совести. Он не только не торопил своих воинов, но напротив — старался оттянуть казнь.

Смелые, не отступающие ни перед какой опасностью люди всегда считают бесчестным мучить слабое существо, тем более женщину, у которой нет никакой защиты кроме ее слез. Если бы на месте Хесуситы был мужчина, его давно уже привязали бы к столбу.

Пленники-индейцы презирают мучения, оскорбляют своих палачей и в предсмертных песнях обвиняют их в трусости, в неумении придумать мучения для своих жертв, хвалятся своими подвигами и пересчитывают скальпы убитых ими врагов. Насмешками и презрением они разжигают злобу врагов и отчасти оправдывают их жестокость.

Теперь же перед команчами была слабая, полуживая женщина, терпеливо ожидавшая смерти. И эта покорность обезоруживала их.

Смерть пленницы не только не доставит им славы: она навлечет на них всеобщее осуждение.

Индейцы понимали это и потому колебались и медлили. Как-никак — приходилось, однако, кончать.

Орлиная Голова подошел к Хесусите и отогнал от нее жестоких старух, мучивших ее.

— Я сдержал свое обещание, женщина, — мрачно сказал он. — Сын твой не пришел, и ты должна умереть.

— Благодарю, — отвечала она слабым голосом, прислоняясь к столбу, чтобы не упасть.

Вождь посмотрел на нее, не понимая, за что она благодарит его.

— Разве ты не боишься смерти? — спросил он.

— Нет, — кротко отвечала она. — Я с нетерпением жду ее. Жизнь моя была долгим мучением — смерть будет избавлением.

— А сын твой?

— Он останется жив, если я умру. Ты поклялся мне в этом прахом своих отцов.

— И я исполню свою клятву.

— Так вели же поскорее убить меня.

— Разве женщины твоего народа похожи на наших? Разве они тоже не боятся мучений? — с изумлением спросил он.

— Да, — взволнованно отвечала она. — Ни одна мать не обратит на них внимания, когда дело идет о спасении ее детей.

— Слушай, — сказал тронутый ее словами индеец. — У меня тоже есть мать, и я люблю ее. Если хочешь, я могу отложить твою казнь до захода солнца.

— Зачем? Нет, воин, мне не нужна эта отсрочка. Если же тебя трогает мое горе, согласись исполнить мою просьбу.