Аркан душ - [13]

— Что за вещь хочет получить мой сын?

Челядь беспокойно зашевелилась, прошелестел какой-то суетливый, беспокойный шепоток, но ответить на вопрос ее светлости никто не смог — они, в отличие от мальца, Никиткину игрушку просто не успели разглядеть.

— Если мне будет позволено, ваша светлость, я покажу вам, — я дождалась, пока пауза затянется настолько, что воздух зазвенит от напряжения, и очень вежливо, почтительно поклонилась.

— Хм… как тебя зовут, женщина? — уф, сразу не прибили, уже хорошо.

— Натаэль, ваша светлость, — угу, вот и пригодилось недолгое знакомство с ролевиками. Исковерканное на эльфийский лад имя почему-то вписалось в здешний социум гораздо успешнее, чем мое родное.

Герцогиня тоже мастерски умела держать паузу. Я уже думала, она сейчас просто развернется и уйдет или прикажет убить меня на месте, и мысленно сжалась до предела, когда она наконец соизволила прекратить высверливать во мне дырки глазами и приказала:

— Я разрешаю тебе принести то, что заинтересовало моего сына, Натаэль.

Следующей ночью, сидя при свете лучины на деревянном топчане, заменяющем мне кровать, я сноровисто тыкала иголкой в соломенное брюхо нового медведя и размышляла.

С герцогиней мне дважды повезло. Она оказалась достаточно умна и вместе с тем не стервозна. Гипотетическую любовницу мужа не придушила сразу — а ведь возможности у нее были, игрушку моего сына в угоду капризам своего не отобрала и сумела объяснить надувшему губы ребенку, что негоже герцогскому наследнику желать то, с чем играла прислуга. Надо всего лишь потребовать себе нового, еще лучше.

Мишку, кстати, леди изучила очень внимательно, не побрезговав взять в руки. И взглянула на меня с новым интересом.

Казалось бы — вот он, шанс, клепай игрушки и зашибай деньгу… ага, щазз. Во-первых, «собачки» принадлежат властителю этих земель, а значит, и их шерсть тоже. И наплевать, что до меня никому даже в голову не приходило, что их можно мыть и вычесывать. Так что радуйся, Наташенька, что у тебя только одного мишку попросили… а не посадили клепать их сотнями, пока не загнешься от переутомления. Кстати, платить мне за честь сделать игрушку для наследника никто даже не собирался.

А во-вторых, даже если бы удалось отжать ноу-хау в личное пользование — и что? Это средневековье, детка. И девяносто девять процентов населения никакими игрушками своих детей отродясь не баловало. Та небольшая прослойка знати, у которой есть возможность дать детям что-то отдаленно напоминающее нормальное в моем представлении детство, лучше сыну или дочери новый статусный наряд подарит, чем бесполезную тряпичную куклу.

Так что сидела я, одевала в «шубу» эксклюзивного потапыча и размышляла о том, как мне быть дальше, а заодно о том, что большинство мужчин-таки… нет, не козлы, но кобелюки. Вот с фига ли этому балбесу владетельному сдалась какая-то служанка, пусть даже молодая и красивая, пусть экзотически-непривычная (подозреваю я, что, несмотря на все мои старания не выделяться, похожа на местных женщин, как корова на самолет)? У него такая герцогиня под боком! Ну реально же — шикарная женщина, красивая, умная, не склочная, правильно по здешним меркам воспитанная… вот кого я ни за что бы не хотела иметь своим врагом.

Впрочем, пока ничто не предвещало. Младший герцог получил своего персонального медведя, старший вроде бы не проявлял особого интереса, герцогиня прислала мне небольшую деревянную шкатулку с набором иголок и ниток — как знак особой милости.

Я обрадовалась и передала с посыльным низкий поклон и искреннюю благодарность. Игла у меня была одна, довольно грубо сделанная и здоровенная, чуть ли не «цыганская», нитки я выдергивала из мешковины, и они тоже оставляли желать лучшего, а в простой, никак не украшенной шкатулке было сразу три иголочки вполне привычного размера, отменно острых и полированных, и две катушки нормальных ниток. По нынешним временам — королевский подарок!

И все вроде снова вошло в обыденную колею. Правда, наследник Вирсент стал появляться у псарни с завидной регулярностью, и никто больше не препятствовал нашему общению, хотя весь сводный батальон нянек дружно кривил носы и губы. Все равно надолго мальцу здесь задерживаться не давали.

Я же спокойно подходила к решетке каждый раз, как за ней возникала щекастая мордашка над кружевным воротничком. Здоровалась, улыбалась, разговаривала в том же тоне, что и в первый день, подзывала поближе и показывала с разных сторон «самого большого шас…сас…л'салха». Мужик покорно служил экспонатом зоопарка и по первому требованию садился, махал хвостом или скалил внушительные клычищи, последнее — под аккомпанемент восторженного пацанячьего визга.

А потом случилось сразу две вещи, которые снова привлекли высочайшее внимание к моей персоне.

Однажды утром я отчетливо поняла, что здешнее и без того не слишком жаркое лето подходит к концу. И с каждым днем становится все холоднее. Что это значит для нас с Никиткой? Ну… катастрофа — это даже не совсем то слово, которое передает всю глубину разверзшейся перед нами жо… пропасти.

Каменная лачуга, в которой мы живем, не отапливается от слова «совсем». Окошко под потолком, естественно, никогда даже не имело представления о стекле. Щелястая, сбитая из кривоватых досок дверь никоим образом не способствует удержанию тепла. Короче, приплыли… А в довершение всего, выделенная нам с Никитосом на двоих вонючая полусгнившая овчина — не тулуп, и даже не простая жилетка, а примитивная шкура с дыркой для головы — это все, что полагалось песьей обслуге на зиму от щедрот герцогства. Хочешь — спи на ней, хочешь — под ней, а хочешь — на пол постели, если не слишком брезгуешь ходить босиком по свалявшейся и забитой жирной грязью пакле, к тому же еще и полной блох.