Аристократ и куртизанка - [15]
— Ты намекаешь на то, что я испорчен? — спросил граф с тенью улыбки на губах.
— Ужасно испорчен!
Морис шутил, однако де Ренье было явно не до шуток.
— Наверное, ты прав. Я слишком долго жил в Париже, и замок, по сути, не был моим настоящим домом… но такое бессмысленное разрушение!.. Кажется, я мог бы убить за это!
Мадлен читала в гостиной. Она умылась, переоделась и чувствовала себя вполне бодрой, вот разве только ощущала некоторую неловкость. Мадам Шампьен, миловидная молодая брюнетка, при всем своем гостеприимстве не обладала достаточным тактом, чтобы создать для гостьи непринужденную атмосферу. Вдобавок ко всему она, очевидно, до дрожи боялась графа и в его присутствии просто теряла дар речи. Отчасти Мадлен могла ее понять, потому что граф действительно мог быть пугающе властным, но ведь с хозяйкой он вел себя, вопреки обыкновению, мило.
Когда он и Морис Шампьен вошли в комнату, Мадлен подумала, что граф выглядит таким же слабым и уязвимым, как любой человек. Он тоже умылся и переоделся, но на лице остались следы усталости. Мадлен удивилась, обнаружив, как глубоко она ему сопереживает, как страстно желает облегчить его душевные муки. Несмотря на свою надменность, де Ренье хороший человек и, конечно, не заслуживает того, что с ним приключилось.
Когда он сел в соседнее кресло, девушка, к собственному удивлению, тронула его руку.
— Вы в порядке? — тихо спросила она.
— Разумеется, — ответил он с тем отчужденным выражением лица, которое ей так не нравилось. Потом с натянутой улыбкой добавил: — Вам не нужно беспокоиться за меня, Мадлен.
Но я беспокоюсь, подумала она. И ничего не могу с собой поделать. Она знала, что этот человек легкоранимый — де Ренье продемонстрировал это не однажды, — и ее огорчало, что он все еще находит необходимым надевать перед ней маску. Она чувствовала в себе растущую к нему симпатию.
Последовавшая трапеза проходила без особого подъема. Еда была обильной и хорошо приготовленной, поскольку Шампьены могли позволить себе держать хорошего повара, но мадам Шампьен вела себя более чем странно. Она ни разу не взглянула в глаза графу и разговаривала только с мужем и Мадлен. Это так походило на явную неучтивость, что муж принес неуклюжие извинения, пока хозяйка отлучалась из комнаты, чтобы приготовить десерт.
— Она вовсе не такая невоспитанная, — объяснил он. — Просто ею движет чувство вины. Ее отец и брат присутствовали при разгроме замка, но и пальцем не пошевелили, чтобы помочь мне. Могу только добавить, что с тех пор она не разговаривает с ними.
Завершили трапезу почти в полном молчании. Мадлен попыталась разговорить мадам Шампьен, но не особенно преуспела, не удалось это и графу. Мадлен не замедлила уйти спать, как только это показалось приличным.
Комната, предоставленная ей Шампьенами, была просторной и хорошо обставленной — одна из четырех комнат на втором этаже. Их дом был единственным зданием такого размера в деревне. Дважды в неделю Морис ездил в Мамер заниматься адвокатской практикой, но Мадлен подозревала, что основной доход приносило ему ведение дел графа. Принимая во внимание сей факт, можно было бы понять, но не простить поведение жены адвоката.
Она совсем не чувствовала усталости и потому, приготовившись ко сну, села в одно из двух стоявших у камина кресел, чтобы дочитать книгу, одолженную у мадам Шампьен. Несмотря на то, что осень еще только начиналась, в камине теплился огонек, и было очень уютно. Время летело незаметно, и она как раз дочитывала последнюю главу, когда раздался стук в дверь.
— Мадлен, я увидел у вас свет. — Это был голос графа. — Мне хотелось бы поговорить с вами…
— Минутку. — Она проверила, хорошо ли запахнут халат, и затянула потуже кушак. Светло-золотистая ткань была лишь на тон темнее ее волос.
Открыв дверь, Мадлен обнаружила графа прислонившимся к дверному косяку. Он был без камзола, в рубашке со сбившимся на сторону галстуком. В осоловевших глазах застыло просительное выражение.
— Можно мне войти? — пробормотал он. — Я хочу только обсудить приготовления к последней части путешествия. — Язык его несколько заплетался, и девушка нахмурилась. Он криво ухмыльнулся. — Да, я выпил бокал-другой, но далеко не пьян. Это вполне безопасно, Мадлен, уверяю вас. — (Она отступила, пропуская его.) — Я подумал, что мы можем отправиться завтра же, — сказал он.
Мадлен была удивлена.
— Так скоро? Разве у вас нет здесь неотложных дел?
— Морис хочет, чтобы я поговорил с крестьянами, но, признаться, я не полагаюсь на свои нервы. — Он пожал плечами. — Может быть, через несколько недель… А пока я не хочу оставаться здесь. Эта мышка, жена Мориса, чуть не выпрыгивает из собственной кожи, стоит мне заговорить с ней. К тому же мы успели решить самые важные вопросы. С тем, что осталось от моего дохода, Морис вполне управится сам.
На языке у Мадлен вертелось замечание о том, что он уже однажды предоставлял другим присмотр за имением. Люсьен, не дожидаясь приглашения, уселся в одно из кресел у камина и вытянул длинные ноги к огню.
— Вы не хотите предложить мне выпить? — спросил он, глянув на бутылку коньяка и стаканы на сервировочном столике.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…