Арина - [3]

С горечью подумав, что все закончилось, не успев и начаться, я хотел перейти улицу, как вдруг услышал, что мне сигналят. Не доехав до перекрестка, она развернулась и теперь выглядывала из полуопущенного стекла.

— Я ощутила себя неблагодарной свиньей. Давайте я вас подвезу. Вы где живете? — спросила она.

Я засмеялся, зная, что это струна вернула ее ко мне. Когда она отъехала на своей машинке слишком далеко, струна вдруг натянулась, как резинка, и вернула ее мне. Она была прочная, стальная и в то же время гибкая, наша струна, и ее почти невозможным казалось разорвать. В одну секунду ко мне вернулась вся утраченная легкость.

— До Москвы бензина не хватит, — улыбнулся я.

Она чуть подняла брови.

— Значит, вы конкурент? — спросила она.

— Почему конкурент?

— Москва и Питер — два врага, или даже нет, не врага, а два завистливых соседа по подъезду, которые демонстративно не обращают друг на друга внимания и лишь незаметно, в дверные глазки, подглядывают, кто чего делает и кто чего купил…

— В самом деле?

— Ну почти так…

— Надеюсь, мы с вами не будем вымещать друг на друге обиды городов?

— Не будем, — не то согласилась, не то пообещала она.

Я сел в машину. Спереди было не так тесно, как казалось снаружи.

— Вы ужинали? — спросил я.

Подумав, она качнула головой.

— Я и не обедала, — сказала она.

— Никогда не поздно исправить ошибку. Как называется улица, на которой расположен Инженерный замок?

— Садовая.

— Там рядом есть одно тихое местечко. В нем можно заказать русские блюда, а подают их в больших тарелках с деревянными ложками.

Она посмотрела на меня слегка озадаченно. На ее гладком лбу между бровями на мгновение появилась и сразу разгладилась морщинка.

— Постойте, а у входа есть искусственные пальмы в кадках и швейцар?

— Кажется, да, — вспомнил я.

— Тогда это «Летний сад»! — воскликнула она.

— Вы там были? — удивился я.

— Всего лишь однажды, с одним знакомым. Для меня там слишком дорого.

Я ощутил неясный укол не то ревности, не то гнева. Мне не понравилось, что у нее есть знакомые, которые приглашают ее в «Летний сад». Еще в тот момент я испугался, что она будет рассказывать или важно намекать мне на свои прошлые связи, как это любят делать некоторые женщины, уверенные, что это создает вокруг них ореол поклонения, преданной свиты и блестящих побед, но она не собиралась делать ничего подобного. Про знакомого же она сказала только для того, чтобы объяснить, что «Летний Сад» ей не по карману. Признаться, он был дороговат и для меня, хотя я и хорошо зарабатывал в то время, но начинать наше знакомство со второсортных забегаловок с шумящими компаниями, запахом пива из баров и официантами, зорко следящими, не украдешь ли ты вилку и не забудешь ли расплатиться, мне не хотелось.

— Мы едем? — спросила она.

— В «Летний Сад», — подтвердил я.

— А то, что я не одета и не накрашена? Для них это неважно? — сказала она с легким сомнением, окидывая взглядом свои джинсы и светлый, со сложными треугольными узорами свитер.

— Им-то что. Нас пустят и так, — заверил я ее.

— А для вас это важно? — вновь спросила она, и я почувствовал, что этот вопрос не был простым кокетством. Она спрашивала, потому что действительно хотела узнать. И еще я ощутил, что с ней всегда надо быть искренним и раз и навсегда отбросил все те почти заученные, обточенные и лукавые слова, которые сами собой находились у меня, когда я говорил с женщинами.

— Для меня важно, что вы это вы, а одежда не имеет значения, — сказал я.

Она кивнула, очень ответственно и серьезно взялась за руль, а потом вдруг рванула с места так стремительно, что по лбу меня сразу огрело мишкой на веревочке, который на липучке были прикреплен к лобовому стеклу. Все передняя панель ее машины была украшена фенечками — сердечками с ножками, тараканами с мигающими глазами, пальцами «о'кей!», елочками-дезодорантами и прочей безвкусной мишурой. На бардачке красовалась длинная наклейка, составленная из разных букв, вырезанных из других наклеек: «Запрыгивай мне на…, подруга!» Я удивленно покосился на нее, а она, заметив, куда я смотрю, сказала:

— Осталось от старого хозяина, пробовала содрать — не получается. Отмочить надо — и лезвием.

Я обернулся к ней и, увидев, как жгуче покраснела ее покрытая персиковым пушком щека, спросил:

— А сердечки с ножками?

— Сердечко с ножками мое, а остальное не мое, — сказала она и вдруг рассмеялась да так, что едва успела нажать на тормоз, когда перед нами довольно деликатно для Питера, где ездят бесцеремоннее, чем в Москве, да еще сигналят втрое чаще — стали перестраиваться синие «Жигули».

Надо сказать, что машину она водила как камикадзе, с точностью наоборот: когда не нужно разгонялась, когда не нужно тормозила, и я на своем пассажирском месте в панике шарил по полу ногами, пытаясь найти отсутствующие педали. Пару раз она проскакивала перекрестки на только что зажегшийся красный, а однажды, вдруг чего-то испугавшись, резко, едва не с заносом, затормозила на слегка мигнувший зеленый.

— Тот был не очень красный, а этот не сильно зеленый, — сказала она в свое оправдание.

Одним словом я испытал немалое облегчение, когда, счастливо миновав бампера других машин, мы припарковались рядом с Инженерным замком у развесистых искусственных пальм «Летнего сада».