Арина - [10]

Его бросило в холод. Почему они оказались в одной постели? А что у него с ней было? Самое страшное, что он ничего не помнил.

Дмитрий осторожно приподнял руку Инги и высвободил свою голову. Инга зачмокала припухшими губами, почесала грудь, но не проснулась. Он оперся на руки, перенес на них всю тяжесть тела и соскользнул с кровати, спружинив ногами, мягко встал на толстый ковер. Увидев свое лицо в зеркале, он испугался его бледности и, забыв уже про всякую осторожность, гулко зашлепал босыми ногами по полу, лихорадочно разыскивая свою одежду.

Пиджак с брюками и галстук Дмитрий увидел сразу: они были сложены на мягком арабском диване, что стоял у противоположной стены. Зато белую батистовую рубашку он долго не мог отыскать. Без пользы обшарив заспанными глазами стулья, кресла, Дмитрий уже хотел махнуть на все рукой и надеть пиджак прямо на майку, но тут заметил в ногах Инги свою скомканную рубашку. Он быстро сгреб в охапку всю одежду, тихо открыл дверь и вышел из комнаты.

Оказавшись на кухне, Дмитрий сразу оделся, повязал даже галстук, залпом выпил два стакана сырой воды и, потирая ломившее надбровье, склонился над столом.

Скоро проснулась Инга, вошла на кухню в длинном махровом халате нараспашку, сдержанно-весело сказала:

— Доброе утро, ученый муж!.. Боже мой, он при всем параде и трезвый как стеклышко. А кто тогда мне всю ночь в любви объяснялся и спать не давал?

Глядя в одну точку, Дмитрий молчал и дымил сигаретой. У него от боли разламывалась голова, во рту все вязала отвратительная шершавость.

— Давай поставим кофе, — предложила Инга и открыла дверцу шкафа, погремела банками. Но вдруг повернулась к нему: — Или ты хочешь коньяку?

— Как я оказался у тебя в постели? — мрачно спросил Дмитрий.

— А я связала тебя бельевой веревкой и положила к себе, — усмехнулась Инга.

Дмитрий озлился на себя и еще больше помрачнел. Это верно, глупо выглядит его вопрос, выходит, он ищет виноватого, а сам на радостях налил вином глаза, потерял голову. Он учит уму-разуму сестру, а чему толковому может научить? Нет, не прибавляет ума кандидатская. Ученая степень — это только компас в ближнем лесу, а ум-то от рождения. Он затянулся глубоко, стряхнул с сигареты пепел и заметил, что руки у него дрожат. Вот только этого еще и не хватало. Ведь назавтра у него назначена сложная операция.

— Кофе, только кофе! — вырвалось у Дмитрия.

Инга молча поставила кофейник с водой на плитку, зажгла газ, насыпала в мельницу кофе в зернах. Электрическая мельница тонко и нудно заверещала, нагоняя тоску. Минуты через две Инга бросила в кипяток молотого кофе, помешала чайной серебряной ложкой, и горьковато-кислый запах заполнил кухню.

— Извольте, князь, — шутливо сказала Инга, подавая ему чашку кофе.

Разом выпив кофе без сахара, Дмитрий ощутил некоторое просветление в голове. Боль в висках и над бровями тоже стала стихать.

— Черт возьми, — сказал он, — после твоего виски я вчера ничего уже не помнил. Как обухом память отшибло. Скажи, у нас что-нибудь было?

— Все было, что может быть между пьяным мужчиной и пьяной женщиной, — спокойно ответила Инга.

Дмитрий закурил новую сигарету и долго молчал. Ему хотелось найти какие-то верные слова, которые надо было сказать Инге. Но слова эти не шли на ум, и Дмитрий знал почему: серьезное случилось случайно и по-глупому; и он, привыкший всегда мыслить логично, все раскладывать по нужным полочкам, оказался в роли дирижера, которого не слушался оркестр.

— Что ты все молчишь? — спросила Инга и отняла у него потухшую сигарету, стала сама раскуривать. — Ночью такой разговорчивый был, ласковый, а сейчас словно бирюк. Голова у тебя болит, да?

— Голова-то полегчала, а на душе муторно… Неожиданно все получилось, некрасиво… Ты сама-то как думаешь?

— А что мне раньше срока голову ломать. Думать буду, когда ребенок застучит под ложечкой. — Инга вдруг весело и беззаботно рассмеялась.

И то ли от этого ее веселого смеха, то ли от поднявшегося над Москвой солнца, то ли от бодрости, что входила в его тело вместе с выпитым кофе, у Дмитрия вдруг стало покойнее на душе.

— Завтра у меня операция сложная, — сказал он. — Надо больного готовить. Поеду-ка я прямо в больницу.

Когда он встал и молча пошел к двери, Инга вслед сказала:

— Не забудь, у меня на вечер два билета на шведский ансамбль.

III

Иван Иванович поднялся спозаранку, натянул на себя красную футболку и, выйдя в просторную полупустую прихожую, слабым голосом закричал:

— Катюша-а-а!.. Встань передо мной, как лист перед травой!

Катя тут же проворно запрятала текущие по плечам волосы под косынку, концы ее завязала на лбу и, надевая на ходу боксерские перчатки, выбежала из комнаты.

— Физкультпривет! — сказал Иван Иванович, выбрасывая вверх правую руку.

Катя тоже подняла руку в знак приветствия, весело ответила:

— Физкультпривет!

И они встали друг против друга. Он маленький, все в мелких морщинах лицо заросло сплошь бородой, и глаза его казались не глазами, а прозрачными стекляшками, что упали в серый мох и светятся. А она на голову выше его, тонкая, гибкая и такая прямая — прямее бамбука.

Постояли они так чуть-чуть и двинулись на середину, и Иван Иванович сразу пошел в атаку, сильно согнувшись, пружиня на носках, стал носиться по всей прихожей, делая разные обманные движения, заставляя Катю открывать то одно плечо, то другое, и тут же наносил удар за ударом, которые были слабые, но частые и потому довольно ощутимые. Это Иван Иванович пытался расковать Катю после сна, поскорее зародить в ней азарт, но она все равно что-то была пассивна: совсем не нападала, вяло защищалась.