Ариасвати - [41]

Однажды, не зная, чем наполнить свое время, Андрей Иванович зажег, в качестве факела, смолистую ветку эвкалиптуса и, взяв про запас целую связку таких же ветвей, смело вступил через широкую арку, великолепно украшенную художественной резьбой, во внутренность храма. Зала, в которую он вошел, казалась еще выше и длиннее первой; постепенно уменьшаясь и наконец утопая во мраке, ряды колонн, разделявшие эту залу, подобно предыдущей, на три продолговатых отделения, казалось, тянулись до бесконечности. В общем она походила на предшествующую; те же красивые желобчатые колонны с роскошно украшенными капителями, те же барельефы на стенах, причудливые арабески, гирлянды цветов и плодов, женские и детские головки на всех местах, где можно было прилепить какое-либо украшение, но была и особенность, выражавшаяся в том, что во всех промежутках между колоннами, на высоких пьедесталах, стояли одиночные статуи, вроде тех, какие Андрей Иванович видел в лесном храме, только от этих, последних они отличались грандиозностью и высокой художественной работой. Зато в остальном было замечательное сходство: налево от входа виднелись те же характерные посохи, широкие и длинные одежды и остролистные венки на голове; направо — разнообразие одежд и атрибутов, различие возрастов и пола, словом, все так же, как в лесном храме. Андрею Ивановичу даже казалось, когда он всматривался в лица статуй, что он уже раньше видел эти лица, что выражения их и черты ему уже знакомы.

Другая особенность этой залы состояла в том, что барельефы, покрывавшие стены и пьедесталы статуй и колонн, отличались крайним разнообразием содержания, и притом сцены, изображавшиеся на них, строго соответствовали характеру статуй, около которых находились.

Так на пьедестале статуи воина и на стене позади этой статуи барельефы изображали сцены из военной жизни: группы воинов вокруг огней, сражения, пожары и разрушение городов, триумфальные шествия победителей среди коленопреклоненного народа и длинные ряды пленников, скованных попарно тяжелыми цепями. Замечательно, что на всех подобных барельефах побежденные и пленники имели совершенно другой тип, чем их победители. У всех у них были короткие курчавые волосы, приплюснутые носы и толстые, оттопыренные губы; на их безбородых лицах как-то особенно безобразно выдавались широкие скулы; несоразмерно длинные туловища со впалой грудью и выдавшимся, отвисшим животом, длинные руки и короткие, слабые ноги — все это, напоминая негритянский тип, несомненно свидетельствовало о принадлежности их к низшей расе человечества.

Напротив, прямой лицевой угол, прямой нос, красивые черты лица, строгая пропорциональность членов, длинные, слегка вьющиеся волосы их победителей несомненно доказывали, что эти последние принадлежали к наиболее одаренной и красивой народности кавказского племени. Статуя иного воина с массой откинутых на спину, вьющихся волос, напоминавшую львиную гриву; с длинными усами, падавшими на грудь, имела такой благородный и величественный вид, что вполне могла служить образцом мужественной красоты.

Переходя от статуи к статуе, от барельефа к барельефу и чутко прислушиваясь к звуку шагов, гулко раздававшихся под высокими сводами, Андрей Иванович медленно подвигался в глубину зала. Вот на одном пьедестале барельеф изображает что-то вроде школьной сцены: несколько юношей внимательно слушают почтенного старца, сидящего на высоком стуле в центре группы, и некоторые из них, наклонясь над таблицами, записывают слова своего учителя. Фигура благодушного старца с разогнутым свитком и цветущей ветвью в руках, имеющей вероятно эмблематическое и символическое значение, стоит на этом пьедестале и свидетельствует, что в те незапамятные времена заслуги учителя ценились не менее деяний героев и правителей и наряду с последними давали ему место в пантеоне народной славы. Следовательно, не одних только царей и героев удостаивал тогда народ своего почтения.

В справедливости этого заключения Андрей Иванович убедился еще более, когда в этом же ряду встретил статуи ваятеля, зодчего, поэта, мореплавателя и земледельца, — так, по крайней мере, ему показалось, судя по атрибутам этих статуй.

Первая из них представляла красивого молодого человека с небольшой бородкой, в короткой тунике, с резцом и молотом в руках, у ног его находился небольшой неоконченный бюст. Барельефы на пьедестале и близлежащей стены изображали мастерскую художника, где он, окруженный толпою учеников, трудился над изображением богов и героев.

Статуя зодчего представляла человека средних лет, с задумчивым и серьезным взглядом; с доской в руке, на которой начерчен был план здания. Барельефы изображали, как под его руководством рабочие обтесывали камни и колонны, и возводили стены великолепных дворцов и храмов.

Красивый юноша с длинными вьющимися волосами, с вдохновенным взглядом, устремленным к небу, и лирою в руках представлял, наверно, поэта или певца. На барельефах было изображено, как он пел перед толпами народа и на одних картинах толпы эти предавались восторгу, награждая своего любимца рукоплесканиями; на других — народ плакал, слушая его пение. Один барельеф изображал, как суровые воины складывали к его ногам свое оружие, на другом — в его присутствии два человека, угрюмо нахмурясь и смотря друг на друга исподлобья, — быть может, два примирившихся врага, — подавали друг другу руки.