Архоны Звёзд - [100]

— Зачем? — спросила она.

— Чтобы уничтожить и корону, и трон, показать его приспешникам, что не будет возвращения их бога. Хотя Наугра, я думаю, там, и как регент — тоже символ этой надежды, — он должен быть смещен. Пока это не сделано, не будет этим несчастным созданиям ни мира, ни свободы. Но тебе нет нужды идти со мной.

Снова она мысленно содрогнулась, но подошла к нему ближе:

— Я пойду. Я верю, что ты прав, Мандрагор, — мы можем выбирать свою судьбу, а не просто подчиняться ей.

— Но пока мы еще не можем идти. Я устал, и ты тоже. Сейчас отдыхай, если можешь. Тебе понадобится вся твоя сила и вся твоя мощь. Если ты не боишься снова принять облик дракона, то для нашего путешествия это будет хорошо. Сумерки — место опасное, как и Ночные Земли. Опасность на земле и в воздухе, и некоторые из этих опасностей умеют подкрадываться незаметно, так что когти и броня будут очень кстати. Многое зависит от нашего успеха. Здесь, в этом месте, нет завтра, но все же завтра может принести перемену.

С этими словами он поклонился ей и вышел через дверь, которую она видела.

Эйлия осталась, не в силах оторваться от окна, глядя из этой глубокой амбразуры на город. И город закачался у нее перед глазами, и хотя она не пила амброзии, вдруг он сменился видением возрождения. Сидящие колоссы со стертыми ветром и водой лицами вдруг стали целыми, их черты проступили из камня и тьмы, уставились вниз с надменной гордостью. Город ожил, и пустынная земля тоже оживала и молодела на ее удивленных глазах. Народ — и люди, и другие существа — заполнил улицы, ставшие вдруг гладко вымощенными. Конечно, это было видение давних дней славы Омбара, когда он был энтарской столицей. И Модриан правил на своем троне в великой крепости Ночных Земель?

Она подумала о величественной фигуре архангела, которую видала в старых книгах, медленно превратившегося в демона, потом в дракона. Такая мощная сила в видимой форме — даже мысль о ней заставляла подкашиваться колени в смеси благоговения и ужаса. Нет, она не осмелится взглянуть на него, пусть даже это бессильный призрак прошлого.

Высоко на одном зиккурате прозвонил гонг. Толпы зашевелились, заговорили, оглядываясь на дворец. Эйлия увидала страх на лицах, и ее собственный ужас усилился. Из высоких дверей вышла фигура, величественная и царственная, но задрапированная в темную ткань, и только глаза ее горели. Этот человек посмотрел на Эйлию. «Он видит меня, — подумала она. — Он сейчас не в этом времени, как и я».

Фигура заговорила. Стало видно ее лицо, не прекрасное, но уродливое, и злобные клыки торчали из-под губ. Лицо, как маска, нарочно сделанная злобной, чтобы внушать больше ужаса сердцам смертных.

Как тебе, сестренка, мой мир?

— Эломбар! — прошептала она.

Фигура растаяла, только тень осталась на мостовой.

Я снова стану великим, — сказал он.

— Нет, — возразила Эйлия. — Твоя сфера умирает.

Я снова стану великим! — взревел он безмолвно.

Тело Эйлии затрепетало. Смертная плоть была подавлена, но глубоко внутри ее сущности горело неколебимое белое пламя, и из этого пламени донесся ее ответ:

— Твое время кончилось. Никогда больше не будет Омбар править Империей, — сказала она с состраданием.

В тени вскипела ненависть.

Я еще заставлю Империю мне служить! — зашипела тень. — Принц-дракон думает, что сможет мне помешать, но он всего лишь орудие, которым осуществляем мы нашу волю. Он повинуется Валдуру, а не себе.

И тень исчезла вместе с образами. Город снова лег разрушенной пустой оболочкой, но Эйлию трясло при взгляде на него, будто в смертельном ознобе.

19 Цитадель Гибели

Тирон сидел в апартаментах дочери, положив голову на руки. У его ног лежала Безни, собака-имитатор, седеющую морду направив к двери. Стареющий зверь большую часть времени проводил в этой позе, в которой смешались надежда с апатичным увяданием. «Она ждет возвращения хозяйки, — подумал Тирон. — Как все мы. Но вернется ли она? Даже если Эйлия преодолеет силы, ей не благоприятствующие, спасет Империю от уничтожения, — выживет она в этой битве или купит нашу свободу ценой жизни? Победа может оказаться горше поражения — я хочу лишь одного: чтобы моя дочь вернулась, пусть она и архон».

Он наклонился потрепать Безни по голове, но выпрямился в ответ на стук в дверь.

— Войдите, — разрешил он, желая, чтобы гость ушел как можно быстрее. Не хотелось ему ничьего общества.

Дверь открылась, вошла молодая женщина с печальными карими глазами.

— Ваше величество… — робко начала она.

— Джемма, кажется? — спросил он, вставая и с усилием беря себя в руки. — Чем могу быть тебе полезен?

Она стояла, неловко потирая загрубелые от работы руки.

— Мы с моими родными хотели спросить, не слышно ли чего от Эйлии.

— Нет, милая. Ни слова пока. Но я вижу, что был эгоистичен — забыл, что не я один за нее тревожусь.

— Сир, в такие дни ужасно быть одному. Мои родные подумали, что вам, быть может, лучше будет у нас, потому что все мы только и можем делать, что ждать.

Тирона тронула эта простая девушка с острова с ее искренней добротой, с эмоциями, открыто выраженными на лице и в голосе.

— Конечно, вы же тоже ее любите. Вы с ней жили дольше моего.