Архив сочинений 2011-2014 - [150]
Истина очевидна — не беспокоится только пофигист. Он живёт до восьмидесяти лет. До ста лет живёт только тот пофигист, что умеет грамотно выпускать пар, прибегая к вспышкам быстрого выхода эмоций и последующего впадения в нирваноподобное состояние. Но для этого надо быть даосом, им хорошо помогает созерцание стены или собирание тех же пазлов.
15.08.2014 (http://trounin.ru/carnegie48)
Александр Дюма «Граф Монте-Кристо» (1845)
Ох, уж эти французы XIX века. Они писали так много, что просто диву даёшься. Не ограничивались парой сотен страниц, а доводили их количество минимум до шести сотен, а то и до тысячи. Сюжет должен затягивать, быть продолжительным, служить основой для долгого чтения и обильного количества мнений. Нельзя, прочитав тысячу страниц, оставить отзыв в несколько сот слов. Если разбирать все детали, никогда не хватит и тысячи слов. Только такие простыни никого не интересуют, нужно быть кратким и лаконичным, как требует наше время. Главное выразить мысль и оформить её в виде небольших абзацев для лёгкого чтения глазами, остальное домыслят, если, разумеется, прочитают, а не, как всегда, просто быстро пробегут глазами по первым предложениям каждой новой красной строки. Такова действительность. У неё есть своя правда. Современный читатель не любит водянистый стиль изложения, но, конечно, тут со мной многие могут не согласиться, особенно памятуя, как извращена современная литература, пускающая в свои ряды писак разного пошиба с непомерным чувством собственного я. Если уж и писать, то отражать свою эпоху, излагать важные для последующих поколений детали и быть светочем своих дней, неся свет в мрачное будущее, освещая свою станцию на долгом пути человечества. Александр Дюма не просто писал исторические романы, он переосмысливал их внутри себя, отражая наиболее яркие образы, от которых млели его современники, и продолжают восхищаться потомки. Дюма любил Францию, он её красил самыми яркими красками, не показывая мерзостей, к коим склонны более поздние писатели, играющие на чувствах отвращения, имея своих заслуженных почитателей. Другие времена — другие нравы. Пока же, предлагаю сконцентрироваться на «Графе Монте-Кристо».
Пресловутая система периодических изданий здорово портит настроение при чтении. Читатель видит большие главы с провисающей серединой. В них интерес возникает в начале, пропадает в середине и возрождается к концу — и так на протяжении всей книги. Чем больше объём, тем больше писатель на книге заработает. В этом плане «Граф Монте-Кристо» стал для Дюма важным творением всей жизни, такую большую форму стоит ещё поискать. Не стоит кидать в меня камни и опровергать мои слова. Внимательно вчитайтесь в книгу. Так ли богат сюжет деталями, как хочется думать? В книге множество диалогов, а диалоги чаще всего об одном и том же. Стоит кому-то начать новую тему, как остальные подхватывают. Всю главу Дюма будет говорить от своих персонажей в одном тоне, да не слишком уходя в сторону. Поражает количество переспрашиваний. Если кто-то чем-то интересуется, то его сперва спросят, что правда ли он действительно этим интересуется, повторяя всё предложение заново. Потом спросят, а уверен ли он в том, что хочет об этом знать. И так под разными предлогами, да с пятого-седьмого раза, наконец-то, вопрошающий получает ответ на свой вопрос… а ведь ответ может быть неполным. И всё начинается заново.
Всю книгу задаёшь себе один простой вопрос. А согласен ли был бы я отсидеть пятнадцать лет в тюрьме, чтобы получить после этого шикарный откат, на который не получится заработать и за сто моих жизней? Ответ прочно повисает в воздухе, ибо приноровившись к сюжету книги, ещё раз пять-семь уточнишь у себя детали вопроса, но точный ответ всё равно дать не сможешь. Помогает простая русская поговорка «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Стоит только порадоваться за главного героя.
Александр Дюма насыщает книгу лишними деталями. Он немного схож с Гюго, но всё-таки старается далеко не отходить от основного сюжета. Временами действие книги косвенно касается жизни Наполеона Бонапарта. Дюма очень хорошо показывает эпоху и брожение в головах французов. Иной раз злишься, читая про Наполеона, словно газету листаешь. Представляешь себя не сидящим в кресле-качалке, а роялистом или бонапартистом, что с пеной у рта доказывает автору свою принадлежность. Времена расколов в обществе всегда протекают трагически. Сказав не то, получаешь по шапке от одного из двух оппонентов, а сам разговор планомерно перетекает в драку. На этом фоне преподносятся страдания главного героя, безвинно пострадавшего из-за Наполеона и его деятельности. Он жил спокойно, любил самую красивую девушку в городе, а на выходе получил пожизненное заключение из-за козней друзей и помощника королевского прокурора, решившего прикрыть своего отца-бонапартиста и, заодно, себя. В котле противоречий читатель находит отражение банальной несправедливости мира к человеческому существу, желающему просто быть счастливым.
Быт в тюрьме — самая замечательная часть книги. Как бы не было жалко главного героя, но его жизнь в тюрьме не была скучной. Дюма так передал атмосферу, что попытайся я читать книгу под одеялом ночью в собственной кровати, я бы, безусловно, мог различать отдельные буквы и, нисколько не удивлюсь, смогу читать книгу без фонарика и даже без лунного света. Настолько погружаешься в мрачные казематы, различая звуки шагов, влажность, чьи-то равномерные поскребывания за стеной. Антураж погружает в себя и не отпускает обратно. Как жаль, что Дюма отдал тюрьме такой малый объём, уделяя больше внимания пирушкам в Риме и Париже. Они малоинтересны, да представляют интерес только любителям светского образа жизни, да тех, кто желает узнать, чем Дюма занимался до сорока лет, где побывал и откуда черпал свои вдохновения. Безумно рад за главного героя, сумевшего перебороть себя и обрести надежду на счастливый исход. Он нисколько не ждал милости от судьбы, она ему и не была нужна. Самая замечательная часть книги заканчивается ядром, привязанным к ногам. Дальше начинается совсем другое повествование.
Рано или поздно читатель должен определиться, по какому из четырёх путей ему идти. Он может более не прикасаться к книгам, продолжит читать, либо сам станет писателем, а то и предпочтёт стезю литературного критика. Ему уже не будет интересно просто знакомиться с литературными произведениями, случайно выхватываемыми из общего потока. Потребуется сделать выбор, хотя бы для поры первых впечатлений. Это может быть некое направление, либо обобщающее понятие.
Читатель, в твоих руках труд, с помощью которого можно лучше ознакомиться с творчеством Джека Лондона, если нет возможности прочитать всё им написанное. Также данный труд рекомендуется тем, кто желает читать, но не знает, что лучше выбрать из богатого наследия писателя.
Рано или поздно читатель должен определиться, по какому из четырёх путей ему идти. Он может более не прикасаться к книгам, продолжит читать, либо сам станет писателем, а то и предпочтёт стезю литературного критика. Ему уже не будет интересно просто знакомиться с литературными произведениями, случайно выхватываемыми из общего потока. Потребуется сделать выбор, хотя бы для поры первых впечатлений. Это может быть некое направление, либо обобщающее понятие.
Становление таланта достигает определённого уровня, неизбежно в последующем принимая далеко не те черты, которые желается видеть. В плане понимания способности критически мыслить 2015 год стал особым, позволив рассматривать литературные произведения в свете их привязки к особенностям быта человеческого общества вообще. Имея желание сказать, получив для того возможность, рассмотрение художественной литературы превратилось в стремление понять устройство жизни.
24 часа из жизни работника «скорой помощи». Холодная зима, чуть менее холодная машина. Суточная рабочая смена и всего один час на отдых. Десятки обращений за помощью. Череда мест, людей, жизней. А между вызовами практические и философские вопросы о здоровье и будущем службы «скорой помощи». Особенности повествования: от первого лица, нет имён, вместо названий глав используется время начала описываемых действий.
Эмиль Золя — зачинатель натурализма, противник вольных допущений в литературе — видел назначение художественных произведений в детальной проработке имеющегося в человеческом обществе. С юных лет он определился с предпочтениями, не желая изменять выработанную точку зрения. Найдя опору в период изживания романтизма, он вовремя понял, в каком направлении следует двигаться. С первых его работ стало ясно — он предпочитает повергать устои, бросая вызов обыденности.
Книги построена на основе записей Владимира Мацкевича в Фейсбуке в период с февраля по май 2019 года. Это живой, прямой разговор философа с самим собой, с политиками, гражданскими активистами. В книгу включены размышления о месте интеллектуала в политических события, анализ беларусского политического и информационного пространства. Книга предназначена для всех, кто интересуется политической и интеллектуальной жизнью Беларуси в ХХI столетии.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Мы сочли необходимым издать эту книгу не только на русском, но и на английском языке для того, чтобы американские читатели знали, что эмигранты из СССР представляют собой нечто совсем иное, чем опустившиеся неудачники и циники, которые были отобраны для кинофильма "Русские здесь". Объем книги не позволил вместить в нее все статьи об этом клеветническом фильме, опубликованные в русскоязычной прессе. По той же причине мы не могли перевести все статьи на английский язык, тем более, что многие мысли в них повторяются.
Эта книга посвящена 30-летию падения Советского Союза, завершившего каскад крушений коммунистических режимов Восточной Европы. С каждым десятилетием, отделяющим нас от этих событий, меняется и наш взгляд на их последствия – от рационального оптимизма и веры в реформы 1990‐х годов до пессимизма в связи с антилиберальными тенденциями 2010‐х. Авторы книги, ведущие исследователи, историки и социальные мыслители России, Европы и США, представляют читателю срез современных пониманий и интерпретаций как самого процесса распада коммунистического пространства, так и ключевых проблем посткоммунистического развития.
Очередная книга Валентины Красковой посвящена преступлениям власти от политических убийств 30-х годов до кремлевских интриг конца 90-х. Зло поселилось в Кремле прежде всех правителей. Не зря Дмитрий Донской приказал уничтожить первых строителей Кремля. Они что-то знали, но никому об этом не смогли рассказать. Конституция и ее законы никогда не являлись серьезным препятствием на пути российских политиков. Преступления государственной власти давно не новость. Это то, без чего власть не может существовать, то, чем она всегда обеспечивает собственное бытие.