Архив Шамбала - [51]

Однако обращаться к руководству Глеб не стал. Слабая позиция. Скажут, что Бокий занимается интриганством, вносит в отношения с товарищами по партии буржуазный дух нездорового соперничества и индивидуализма. Нет, не надо. Поступим иначе.

Дождавшись, когда Блюмкин снова уедет в очередную «деловую поездку», Бокий посетил питерскую лабораторию и забрал у Варченко «для ознакомления» несколько свитков. При этом специально попросил именно те, которые принес Блюмкин. Свитки, конечно, не вернул, а передал другому человеку. Умному, молодому, перспективному! И результат, кстати говоря, получился совсем неплохой.

…Политик, лишенный амбиций, невозможен в принципе. Человек, вознесшийся на самый пик политической пирамиды и искренне предлагающий выслушать всех и поступить по воле большинства, имеет только одну возможность остаться в истории — в качестве красной тряпки для моралистов: никогда так не делайте! Никогда не идите на поводу у толпы, у всех!

Говорят, что люди пишут историю. Никто и никогда не сможет сказать, что люди ее написали. Небольшая деталь, казалось бы, совсем малозначительная, а как важно — глагол несовершенного вида! И в этой своей форме он отражает вещь простую и невероятно сложную, одновременно: никогда история не станет наукой, подобной, например, геометрии или физике, где царят строгие и четкие формулы!

Если в самом юном возрасте понял и запомнил человек про «дважды два — черыре», то никогда более он в этом не будет сомневаться. Никому и в голову не придет запутывать людей, доказывая, что «дважды два» все-таки, может, и не равно четырем. Да если даже и найдется такой сумасшедший, то вряд ли его кто поддержит.

А вот в истории люди будут спорить и опровергать друг друга веками в нескончаемой борьбе и неизбывной жажде доказать свою правоту. И в этих спорах важно, у кого больше сторонников. Кого больше, те и будут кричать громче, заглушая возгласы противников своими доводами. А кто громче кричит, того, как известно, лучше слышно!

Любой человек, сделавший хоть один маленький шажок на арену политики, уже считает себя тем, кто смог преодолеть обыденность, вознестись над ней и, следовательно, завоевать право управлять другими, теми, кто его окружал и остался там, внизу.

Какие превратности судьбы, какие повороты событий, какие гены сделали одного из тысяч воинов великим Ат-тилой? Из каких недр рыхлой, безжизненной и обреченной русской патриархальщины вдруг выскочил, например, Петр Великий? Почему из сотен офицеров, из тысяч патриотов времен Французской революции вознесся над всеми лейтенант Буонапарте?

Почему плодами титанических усилий, когда множество людей сливались в едином порыве борьбы за осуществление вековых чаяний, воспользовался именно Сталин? Почему не может оказаться во главе всемирного движения к Счастью человек, интеллектуально гораздо более богатый, чем бывший семинарист?

Может! Особенно вооружившись Просвещенным Знанием и собрав воедино тех, кто лучше других умеет бороться и побеждать…

Бокий, взяв свитки, привезенные Блюмкиным, стал ждать, как тот себя поведет.

По расчетам Бокия, было у Блюмкина два варианта: первый — подталкивать Варченко, требуя, чтобы возвратил свитки. Но Барченко свитки не получит ни при каких обстоятельствах. Тогда — второй вариант: Блюмкин сам приходит и требует свитки.

Тогда Бокий его по-товарищески, но принципиально спрашивает: а не ведешь ли ты, товарищ Яков, еще какую-то игру? Не льешь ли ты воду на мельницу врага, если что-то скрываешь от товарищей по борьбе? И тогда Яков у него в руках. Навсегда. Ну, если и не навсегда, то на тот срок, который понадобится.

Но Блюмкин снова оказался выше всех расчетов Бокия. Ответный удар Блюмкина оказался тоньше и изящнее. Это было обидно.

В самый разгар работ, когда начался переход от сбора материалов и накопления знаний к их осмыслению, когда надо было всерьез заняться концептуальным обеспечением надвигающегося лабораторного этапа, сияющий Барченко неожиданно появился в его, Бокия, московском кабинете. Появился и начал радостно и гордо рассказывать о том, что приехал по вызову самого товарища Дзержинского, от которого, собственно, сейчас и идет. Варченко и расспрашивать не надо было, сам все выкладывал, то и дело восхищаясь умом и дальновидностью главы ГПУ.

— И, главное, меня просто поражает его знание истории! — восклицал профессор то и дело. — Он великолепно знает легенды не только Тавриды, но и понтийских греков! А ведь это — нетронутые глубины прошлого!

В общем, профессор Варченко получил ответственное задание на самом высоком уровне: ему предстояло подготовить и провести комплексную экспедицию по отысканию и изучению подземных городов Крыма и Северного Причерноморья. Более того, гордо сообщил Варченко, если будут серьезные открытия, то есть проект исследования и южных берегов Понта Эвксинского. Товарищ Дзержинский, расспросив о поисках на Севере СССР, предложил идти, как он выразился, «широким, воистину большевистским, охватом» и начать исследования и на юге.

— Какая глубина мысли! Какая дальновидность! — восхищался Варченко, а Бокий мрачнел все больше и больше.