Архитектор - [9]

Если снова наткнусь на перевозбужденного Мигеля в скриптории, то не убегу в Грабен, а обману время, и Хорхе будет вновь живой. Но время невозможно обмануть. Оно, как и пространство, было беспрерывно. Оно принадлежало одному лишь Богу, а значит, могло быть только пережито.

* * *

Я похоронил отца – дальше взрослеть было некуда.

Приор вызвал на разговор. Не иначе как поквитаться за сорванный когда-то магический ритуал. Перекрестившись и глубоко вздохнув, я зашел к нему в келью.

– Когда стану аббатом, – начал Эдвард так, словно это был уже решенный вопрос, – то первым делом займусь твоим постригом.

– Но тогда мне придется покинуть монастырь…

– Именно поэтому я так спешу, – приор быстро выглянул в коридор, убеждаясь, что нас никто не слышит. – Чтобы ты не сгнил в этих стенах, как я.

Мой безухий благодетель, как всегда, подстроил все так, что судьба вывела меня на путь истинный. Все складывалось само собой, и, блуждая по лабиринту богоугодной жизни, я вновь выталкивался, выплевывался, выкидывался вон, в безумный мир людских амбиций и грехов, крепко сжимая с руках циркуль и наугольник.

– Эй, Ансельм! – окликнул меня приор, когда я был уже в дверях. – Держи!

Он бросил мне кожаный мешочек, туго набитый золотыми монетами. Поймав его и спрятав за пазухой, я спросил:

– Что это?

– Привет от Хорхе.

* * *

Сразу после заутрени, на заре, попросил привратника выпустить меня из монастыря.

– Снова в Грабен? Сколько можно туда бегать?

– Больше нет. Я ухожу в Город. Говорят, там есть цех каменщиков и скульпторов…

– Насовсем?

В ответ я лишь кивнул.

– Ты даже не попрощаешься с братьями?

– Но я ведь даже не попрощался с Хорхе, – едва удалось сдержаться и не расплакаться вновь.

Мальчик замер.

– Ты правда будешь строить дома и замки?

– Если позволят, – я незаметно проверил, на месте ли деньги, нащупав кошель у пояса.

– Бог в помощь, Ансельм. Бог в помощь! – крикнул привратник, закрывая за мной ворота аббатства.

Я побежал вниз. Раз, два, три, побежали-ка с горы!

* * *

Попросил девушку с рынка раздобыть одежду мирян. Пока скрывался в птичнике ее родителей, она, не экономя мое «наследство», приобрела то, что носят порядочные юноши, не посвятившие себя Богу.

Одежда для Ансельма

Камизу пошили из льна, это была просторно висящая на моем худощавом теле рубаха, с широкой горловиной и вырезом снизу, облегчавшим шаг. Затем шел котт – туника длиной до колен или ниже. Он был сделан из тонкого шерстяного сукна и выкрашен в красный. Котт покрывал ноги до лодыжек. Поверх всего перечисленного полагалось надевать сюрко – длинную робу без рукавов, моего любимого яркого синего цвета для пущего контраста с коттом. Вместо стоптанных сандалий я обул удобные и мягкие, покрытые вышивкой кожаные туфли с заостренными носами. Наконец, завершал образ горожанина светлый чепец с завязками по бокам.

Осталось скинуть монастырское облачение и оставить его на полу пройденным этапом, прошлой эрой, перевернутой страницей. Мне стало неловко перед девушкой.

– Отвернись.

– Зачем? – ее моя просьба явно позабавила.

– Потому что я не могу…

Девушка подошла ближе, и, проведя рукой по шее, схватила за капюшон.

– Разве тебе кто-то сейчас может запретить? Ваш старый придурок аббат откинулся, больше тебе никто не указ.

У меня зазвенело в ушах.

– Что?… Как ты назвала Хорхе?

Стук сердца глухо отзывался внутри головы. Внезапно мне захотелось убить сволочь. Пока никого рядом, схватить, задушить. Как она могла такое произнести?!? Весь ли мир полон подобных людей, низких нравов, ни чести ни совести? И как я мог им всем противостоять? Стараясь не соприкасаться без надобности?

Одно и то же действие пришлось повторить дважды за день. Высвободившись из объятий богомерзкой торговки, я вышел из птичника и молча покинул ее двор. Молча покинул Грабен.

Господь уберег от искушения. Счастье не целовать ее розовое лицо. Счастье ей не принадлежать.

Наверху наверняка уже собирались на вечерний молебен. Господь миловал! Ненавижу, ненавижу это бессмысленное сборище потерянных людей!

Счастье добровольно не петь с ними. Счастье не быть с ними больше никогда, и счастье таким решением не расстраивать отца. Их раcпечальнейший хор звучал фальшивкой, напускной и пустой, но зато абсолютно канонической частью службы. Мой же одинокий траур по Хорхе был пешим шагом по пыльной дороге в Большой Город. Через скольких судейских, лесников, прево и дорожных смотрителей мне придется протащить твой последний подарок?

На кого ты оставил меня, Хорхе, почему не дождался? Худшее, что можно было сделать – это укладывать черепицу с утра пораньше, когда отец покидал нас. Нет, надо было молиться, думать о высшей справедливости, помогать по хозяйству келарю, но только не заниматься своим делом! Ничего никогда не выйдет, всё не вовремя; я торопился вырваться вон отсюда, подальше от Грабена, от аббатства, от самого себя. Не суди меня так строго, отче. В чем ты весь перемазался? Строительный раствор, Хорхе произносит слово как «развор». Вечно всюду твой развор на исподнем даже. Стыдоба, да и только.

Вечер обволакивал долину. Я уходил в Город. А куда ушел Хорхе?

О, мне не хотелось этого знать.