Архипелаг в огне. Робур-Завоеватель. Север против Юга - [22]

Николай Старкос смешался с толпой, которой владело необычайное волнение. Старкос был не из тех, кто расспрашивает, он предпочитал слушать. Его поразило, как часто повторялось здесь одно и то же имя с прибавлением самых нелестных эпитетов - имя Сакратифа.

В первую минуту любопытство Старкоса, казалось, было слегка задето; но затем, чуть пожав плечами, он стал спускаться по эспланаде к террасе, выступавшей над морем.

Небольшая группа зевак собралась около круглой часовенки, недавно возведенной в память сэра Томаса Мэтланда. Здесь же в честь одного из его преемников - сэра Говарда Дугласа - несколько лет спустя соорудили обелиск в пару к статуе тогдашнего верховного лорда-комиссара Фредерика Адама, красовавшейся перед губернаторским дворцом. Вероятно, если бы английский протекторат продолжался еще некоторое время и Ионические острова не вошли бы в состав Эллинского королевства, все улицы Корфу были бы заставлены изваяниями губернаторов этих островов. Тем не менее мало кому из корфиотов приходило в голову порицать изобилие бронзовых и мраморных памятников, и, может статься, ныне, когда прежний порядок канул в прошлое, об увлечении монументами вспоминают так же тепло, как и о прочих начинаниях администрации Соединенного королевства.

Но если мнения по этому поводу, как и по многим другим, расходились, ибо в число семидесяти тысяч жителей древней Коркиры (из которых двадцать тысяч населяло ее столицу), входили и католики, и православные, и многочисленные евреи, жившие в ту эпоху обособленно, в своего рода гетто, если различные интересы, свойственные представителям разных рас и верований, проявлялись в борьбе трудно совместимых идей, - то в тот вечер все разногласия, казалось, отступили на задний план перед одной общей мыслью, растворились в едином проклятии, адресованном человеку, чье имя склонялось на все лады:

«Сакратиф! Сакратиф! Смерть пирату Сакратифу!»

И на каком бы языке ни произносилось это гнусное имя - английском, французском или греческом, - оно предавалось анафеме с одинаковым чувством отвращения.

Николай Старкос попрежнему слушал и молчал. С высоты террасы он мог удобно разглядывать почти весь пролив, простиравшийся неподвижно, точно лагуна, от острова Корфу до самой гряды замыкавших его Албанских гор, вершины которых уже позолотили лучи заходящего солнца.

Затем, повернувшись в сторону порта, капитан обратил внимание на царившее в нем оживление. Множество лодок направлялось к стоявшим у пристани военным кораблям. Ответные сигналы то и дело вспыхивали на мачтах кораблей и на флагштоке крепости, батареи и казематы которой скрывались за стеной гигантских алоэ.

По всему было видно, - а опытного моряка не обманешь, - что один, а может быть, даже несколько кораблей готовились покинуть Корфу, и надо признаться, корфиоты выказывали при этом необычайную заинтересованность.

Но вот солнце уже исчезло за горными вершинами острова, и вслед за недолгими в этих широтах сумерками вскоре должна была наступить ночь.

Николай Старкос рассудил, что пришло время уходить. Он снова возвратился на эспланаду, оставив на террасе толпу любопытных. Затем неторопливым шагом направился к домам с аркадами, тянувшимися вдоль западной стороны площади.

Здесь не было недостатка ни в ярко освещенных кофейнях, ни в столиках, расставленных рядами прямо на тротуаре и уже занятых многочисленными «потребителями». И надо заметить, что все они больше разговаривали, чем «потребляли», если столь современное слово может быть применено к корфиотам, жившим полвека назад.

Николай Старкос уселся за один из таких столиков с твердым намерением не пропустить ни одного слова из разговоров, которые велись по соседству.

- Право, опасно стало торговать, - сетовал какой-то судовладелец со Страда Марина. - Скоро никто не решится отправлять корабли с ценным грузом мимо побережья Леванта!

- Скоро, - подхватил его собеседник, из той породы дородных англичан, которые всегда кажутся сидящими на тюке с шерстью, подобно спикеру их палаты общин, - скоро не найдется ни одного матроса, который согласился бы служить на кораблях, плавающих в водах Архипелага.

- Ох, этот Сакратиф!.. Этот Сакратиф! - твердили повсюду с неподдельным негодованием.

- Замечательное имечко! - радовался про себя хозяин кофейни. - От него дерет в горле и все время хочется пить.

- В каком часу отплывает «Сифанта»? - спросил негоциант.

- В восемь часов, - отвечал один из корфиотов. - Но, - прибавил он с изрядной долей сомнения, - мало отплыть, надо еще достичь цели!

- Э! Достигнут! - воскликнул другой корфиот. - И никто не посмеет утверждать, будто какой-то пират препятствовал действиям британского флота...

- И греческого, и французского, и итальянского! - бесстрастно перечислил сидевший поблизости английский офицер, словно хотел, чтобы все государства получили свою долю неприятностей в этом деле.

- Однако, - продолжал негоциант, вставая из-за стола, - время идет, и если мы хотим проводить в путь «Сифанту», то нам, пожалуй, пора отправляться на эспланаду!

- Нет, - возразил его собеседник, - не к чему торопиться. Ведь об отплытии судна возвестят пушечным выстрелом!