Архипелаг двух морей - [19]

Когда Ил-18 снижается перед Чокурдахом, сам поселок, примостившийся в излучине Индигирки, попадает в поле зрения лишь в момент посадки, а несколько раньше среди хаотического царства тундры и воды внезапно открывается взгляду огромная взлетно-посадочная полоса аэродрома, а сбоку — рулежные и стояночные дорожки с кукольными самолетиками на них. Это великолепное творение человеческих рук каждый раз поражает и восхищает, сколько бы я на него ни смотрел — и сверху, и с земли. Особенно красиво в сумерки, когда навстречу иллюминаторам летит подсвеченное прожекторами карнавальное летное поле с цепочками красных и синих огоньков… Впрочем, сейчас было солнечно, поверхность Индигирки зеркально блеснула под крылом, которое уходило вверх во время виража. Я успел рассмотреть, что в нашем экспедиционном поселочке несколько человек вышли из столовой и смотрели вверх, а от крайних балков в сторону аэропорта быстро пошел вездеход: нас встречали.

Мой заместитель по хозяйственной части уже стоял около трапа. Он улетел из Ленинграда вместе с первой организационной группой еще в конце февраля спецрейсом грузового Ан-12. В своем вместительном, как амбар, чреве самолет тащил двенадцать тонн экспедиционных грузов: снаряжение, запчасти, буровое «железо», связки траков для гусениц. У организационной группы было много работы. С ростом технической оснащенности экспедиций труд геолога облегчается, но одновременно возрастает роль организационного обеспечения. Ездовые собаки или олени не нуждались ни в запчастях, ни в бензине. При необходимости олень (а, в крайнем случае, и собака) сам мог служить продовольствием. Одному гусеничному транспортеру ГАЗ-47 на сезон требуется сорок бочек бензина. А транспортеров у нас десять. И трактора. И буровой станочек. Вездеход после зимней консервации — это погребенная под снегом груда смерзшегося железа. Его нужно откопать, отремонтировать и завести под открытым небом. Еще необходимо подготовить снаряжение, закупить в «Колымторге» тонны продуктов, а затем доставить все на острова и там сложить в заранее намеченных пунктах. Летом отряды будут двигаться по маршрутам, не возвращаясь на уже пройденные участки, и для обеспечения их устраиваются «лабазы» — неохраняемые полевые склады. Полярные исследователи прошлого века красиво именовали их «продовольственными депо». Слово «лабаз» перешло к геологам от промысловиков.

Идем в маршрут

Люди, обеспечивающие подготовку экспедиций, заслуживают доброго слова не меньше, чем исследователи. В довоенные годы в отчетах экспедиций, издававшихся Академией наук, назывались поименно каюры, повара и горнорабочие, писалось о стоимости фрахта и о том, где и как закупали провиант и у кого из местных жителей арендовали ездовых собак. Все это воспринималось как часть исследования. Теперь о работниках хозяйственной службы в научной печати не упоминается, а в устной речи их преимущественно ругают. Это несправедливо, но объяснимо: «нулевой цикл» не видно, о нем вспоминают только тогда, когда он чем-то или кем-то нарушается.

За время, что мы не виделись, Геннадий Васильевич, заместитель, успел обрасти бородой. В болотных сапогах, длинные голенища которых не были подвернуты, а свисали от колен вниз, он отдаленно напоминал мушкетера, потрепанного жизнью. (Такая манера носить сапоги была у него еще лет пятнадцать назад, когда мы вместе вели геологическую съемку в Оленекском районе. Только тогда «мушкетеру» было двадцать лет, и он числился коллектором.) Каждый год при такой вот встрече я испытываю нечто вроде чувства вины за то, что сам не участвовал в весенней подготовке и прилетел на готовое.

Поодаль переминались с ноги на ногу несколько наших сотрудников, которые должны были улететь на острова еще в конце мая.

— Плохо дело, — сказал Геннадий, предупреждая мои вопрос. — Во-первых, Ли-2 на ремонте; во-вторых, Чокурдах закрыт по ветру уж не помню который день, принимает только Ил-18 из Москвы. (Наш бывший каюр якут Семен Захаров сказал бы так: было бы масло, лепешку бы сделал, так мука нет.)

— Ну хорошо, — ответил я. — Объясни мне, что у вас тут сейчас — утро, вечер?

Тут было раннее утро. Я перевел часы на местное время.

«Терпение — высшая добродетель полярника»

Фраза, вынесенная в заголовок, принадлежит Фритьофу Нансену. Нансен разбирался в этом вопросе. Известна также русская пословица «Ждать да догонять…» Для меня воспоминания о Чокурдахе — это воспоминания об ожидании. Жизнь нашей экспедиции мало соприкасается с жизнью поселка. Авиапорт, банк, почта — вот почти все точки соприкосновения.

Историк мог бы рассказать об Аллаихе — прежнее название Чокурдаха — много интересного. Поселок упоминается в исторических документах со времен Семена Ивановича Дежнева или даже раньше. Впрочем, в более близкую к нам эпоху этот населенный пункт не играл существенной роли. В 1912 году один этнограф записал: «Аллаиха — якутский посёлок, в 120 верстах от Русского Устья, около 10 дымов; мещан, живущих самостоятельным хозяйством, в Аллаихе совсем нет, лишь двое объякутившихся живут работниками». Этот этнограф изучал так называемых «верхоянских мещан» — русских, пришедших в низовья Индигирки где-то в XVI веке. Живя в окружении коренного населения, «мещане» (а предки многих из них были дворянами не худших родов) сохранили национальные черты и старинный уклад быта. Значит, всего десять «дымов» — десять самостоятельных хозяйств. Еще известно, что ребятишки в Аллаихе ловили иногда до ста штук белых куропаток в день.