«Архимед» Вовки Грушина - [5]
Вовка изредка справлялся о ходе спасательных работ и говорил, что вода у него хоть и прибывает, но очень медленно.
Я сказал:
— Хватит, ничего мы так не сделаем. Надо ехать за ребятами в лагерь.
Все согласились со мной. Галина осталась на месте, чтобы Вовке не было страшно, а мы с Андреем взяли «Аврору» и, подняв два огромных столба брызг и накручивая изо всех сил колеса, помчались по оранжевой от восходящего солнца реке.
Я не помню, как мы доехали. Только мы были все мокрые от пота. Выскочили на берег. Я зазвонил в колокол, Андрюшка бросился в дом, отчаянно крича. Из дверей, изо всех окон стали выскакивать полуодетые, испуганные ребята и вожатые. Леля выбежала с одеялом на плечах. Я закричал:
— Скорее! Вовка Грушин тонет! Возьмите веревки! Возьмите багры!
Прошло ровно две минуты. Битком набитая «Аврора» неслась по реке. Каждый толкался и греб чем мог, помогая колесам. За нами через заросли вдоль берега, ломая ветки, продирался весь лагерь.
По дороге я и Андрюшка сбивчиво рассказали, в чем дело, но никто нас толком не понял.
Наконец прибыли!
Попрежнему над водой торчал конец перископа. На борту «Марата» сидела Галина, посасывала кишку и горько плакала.
— Где Вовка? — спросила Леля.
— Тут… — указал Андрюшка под воду.
— Сколько времени?
— Да часа три уже.
Леля побледнела.
— Вовка, ты жив? — спросил я.
— Жив, — со дна речного ответил Вовка и добавил: — Холодно!
Ребята столпились у берега и, разинув рты, уставились на перископ.
И тут началась эпроновская работа.
Пятеро лучших пловцов ныряли, стараясь подвести веревки под «Архимеда». Остальные тыкали в воду баграми, засучив штаны, бродили в воде и подавали тысячи советов. Стоял галдеж, как на птичьем дворе. Наконец нашим водолазам удалось подцепить веревками корму и нос «Архимеда». Они выбрались на берег, продрогшие, измученные, но очень гордые.
Ребята посильнее принялись тянуть веревки вверх. Смолкли крики. Наступила полная тишина. Человек восемьдесят смотрели, как подымается из воды труба перископа. И когда наконец появился зеленый верх «Архимеда», такое раздалось «ура», что, казалось, солнце подпрыгнуло.
Потом снова наступила тишина. Крышка люка на подводной лодке шевельнулась и открылась. Из отверстия высунулась сначала одна нога, лотом другая, затем торжественно и медленно появилась Вовкина спина, затем плечи и голова. Изобретатель был бледен и ляскал зубами от холода, но важности у него хватило бы на двадцать капитанов Немо.
Вовка срочно был доставлен в лагерь. Там его переодели и стали согревать чаем. Мы в это время чувствовали себя очень скверно. Леля, проходя мимо, так на нас посматривала, что мы поняли: будет крупный разговор.
Огромная толпа ребят окружала Вовку, пока он пил чай, глазела на него и засыпала вопросами:
— Сколько времени ты его строил?
— А как ты рассчитывал?
— Никак. Построил, да и все.
— Ты, значит, ошибся в расчете, и потому она затонула. Да?
— Ну конечно, не рассчитал! — сказал кто-то из старших ребят. — Не рассчитал соотношения между весом лодки и ее объемом.
К Вовке протиснулся маленький Буся Кацман и прижался носом к краю стола.
— А что «Архимед» — это рыба такая?
Вовка презрительно взглянул на него, отхлебнул из кружки чай, прожевал кусок хлеба и только тогда ответил:
— Рыба! Индюк ты! Это полководец!
Леля услышала Вовкин ответ и подошла к нему:
— Во-первых, уважаемый товарищ изобретатель, Архимед не полководец, а древнегреческий ученый. Во-вторых, если бы вы знали физический закон, открытый Архимедом, вы бы смогли правильно рассчитать свою лодку и вас не пришлось бы вытаскивать со дна на веревках.
Вот все, что я могу рассказать об «Архимеде» Вовки Грушина. Сейчас Вовка работает над созданием нового типа парашюта и, кажется, скоро будет испытывать его с четвертого этажа.
БЕЛАЯ КРЫСА
Боря трубил в горн. Леня бил в барабан. За ними шагали Вава и Дима, а впереди всех выступала звеньевая Таня Закатова.
Лоб ее был перевязан бинтом (она недавно упала с дерева). На затылке торчала темная метелочка волос. Эта метелочка резко дергалась, когда Таня оглядывалась на звено.
— Вава! Почему не в ногу? Димка! Отстаешь!
Дело было очень серьезное: Таня Закатова несла пакет с «дипломатической нотой». В этой ноте сообщалось, что «страна карбидов», то есть пионерлагерь завода «Карбид», объявляет войну «стране трикотажей» — пионерлагерю трикотажной фабрики № 2.
Неторопливо, торжественно шагало звено через маленький лес, разделявший оба лагеря. Трещал барабан, ревел горн, и с освещенных заходящим солнцем деревьев то и дело шарахались в небо испуганные стаи грачей.
Дорога вышла из леса на большую поляну. В конце ее стоял белый дом с башенками и остроконечной крышей. Ребята видели, как трикотажи сбегаются на линейку.
— Ждут! Знают, в чем дело! — сказала Таня. — Вавка, опять не в ногу! Димка, поправь галстук! Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре!
Они вошли в калитку и замаршировали мимо неподвижных рядов трикотажей. Возле мачты с флагом их поджидал председатель совета лагеря, Миша Бурлак. Таня остановилась перед ним.
Смолкли горн с барабаном. Стало совсем тихо. Председатель, толстый, солидный, исподлобья поглядывал на представительницу карбидов, а она, тонконогая, худенькая, настороженно смотрела на председателя.
