Архетипическое измерение психики - [29]
Сказка заканчивается удивительно оптимистичным и многообещающим образом: не только человек, который находит убежище исключительно и абсолютно в самом внутреннем центре своей души и который не бросает другого взгляда наружу, спасен; она также заключает в себе падение дьявола. Ибо дьявол становится гусем, птицей, в древности гусь был птицей богини Немезиды и других богинь природы, и в виде гуся он выпивает пруд и утку. Фактически, он следует примеру героя, становясь водной птицей — мы предвидим победу героя, потому что он навязал противнику свой «выбор оружия». И последнее, но не менее важно: гусь — это гусь, то есть образец глупости. Как те герои мифа, которые вырезали сердце кита, проглотившего их, и таким образом заставляя кита изрыгнуть их[110], так Дочь Дьявола побеждает своего отца изнутри. Она становится «бурлящей яростью», которая заставляет его лопнуть, потому что те, чья неестественная односторонность ставит их в зависимость от их эмоциональных вспышек, побеждаются заранее. Существует большая группа сказок, в которых герой и злодей участвуют в соревновании, чтобы увидеть, кто первым разозлится[111]: победитель имеет право убить проигравшего. Они делают все возможное, чтобы разъярить друг друга. В итоге злодей теряет самообладание, а вместе с ним и игру, свое имущество или даже свою жизнь. Герой женится на дочери злодея. Эти рассказы олицетворяют глубокую психологическую правду: часто в жизни многое зависит от того, кто первым «выболтает» интригу. Ибо, если один видит такую интригу в другом, вне себя, и пытаетесь «сбросить маску» с него, то неизменно принимает вид подлеца в глазах мира. Следовательно, разумнее смотреть в свою собственную тень; тогда другой вынужден «показать свое подлинное лицо» и лопнуть от своей собственной злобы. Такая же ситуация часто преобладает в политической жизни: стоит думать только о многих якобы превентивных войнах в истории.
Молоко, кипящее, — это знакомый образ для приступа ярости. Те, кто выходят из себя, «поднимаются», как горячее молоко в горшке, comme une soupe au lait, как они выражаются на французском языке. Когда Дьявол проглатывает свою дочь с человеческим сердцем в виде молока, он получает ее внутри себя. Функция чувства становится доминирующей, и это его падение: «Festinatio ex parte diaboli est» («Спешка происходит от дьявола») говорят алхимики, истина, от которой, к счастью, сам Дьявол не освобождается. Он становится жертвой своей спешки. Спасаемая пара символизирует новый принцип сознания, в котором противоположности объединены; теперь мужское и женское, дух и природа находятся в равновесии, а coniunctio oppositorum делает возможной новую психическую жизнь.
Образ утки, погружающей голову в середину, предполагает состояние абсолютной интроверсии, которое мешает видеть зло «снаружи». Ибо, как кстати говорит сказка, взгляд наружу приведет непосредственно к психической слепоте, либо потому что вид уродства оставляет уродство в собственной душе, либо потому, что это внешнее уродство является проекцией зла внутри. Только благодаря абсолютной концентрации на внутренней сущности, погружаясь в глубины своей собственной психики, принцу удается избежать Дьявола.
Как показывают эти примеры, сказки очень серьезно относятся к проблеме зла, а в некоторых, которые здесь невозможно было привести, герой или героиня трагически тяготеют к силам тьмы. Добро и зло представлены в качестве изначальных принципов, имплицированных как мужским, духовным образом Бога, так и женским взглядом на природу; и зависит лишь от небольшой, но существенной непредсказуемости, может ли сам герой, животное помощник или какая-то другая сила, склонить чашу весов в сторону добра. Здесь человеческие добродетели относительно неважны, божественно-демоническим силам судьбы принадлежит большая доля в решении.
