Археология русской смерти. Этнография похоронного дела в современной России - [27]

.

Следующие серьезные изменения приходятся уже на 1980-е: 5 февраля 1987 года особым указом Президиума Верховного Совета СССР в стране было разрешено создание частных торговых и производственных кооперативов. Данный указ стал логичным продолжением начавшейся либерализации экономики — годом ранее появилась возможность заниматься индивидуальной предпринимательской деятельностью[101]. Эти документы затрагивали только самые общие принципы рыночного устройства, и, конечно, в них не было ничего конкретного о похоронном деле. Однако сама возможность легально оказывать частные услуги имела прямое отношение к ритуальной сфере: в том же году в Москве по инициативе Исполкома Моссовета и Главного управления здравоохранения Мосгорисполкома был создан первый в Москве кооператив похоронных и ритуальных услуг «Кристалл».

На базе советской гаражной экономики[102] в городах начали возникать многочисленные похоронные кооперативы и ритуальные компании[103]. Например, в Москве уже в первые десять лет количество таких компаний увеличилось в несколько раз — их стало 50[104]. Материальной базой для создания и развития подобных кооперативов стала ранее описанная система бриколажа и теневого/ кустарного производства похоронных принадлежностей. На базе многочисленных заводов, гаражных обществ, столярных мастерских, которые десятилетиями изготавливали ритуальные аксессуары для нужд населения, стали возникать первые легальные частные структуры, производящие гробы, ограды, памятники и пр.

Многие кооперативы появлялись не только на базе бывших гаражных производств, но и на основе стремительно распадающейся советской коммунальной инфраструктуры. По сути, произошла легализация теневого производства похоронной атрибутики и оказания погребальных услуг[105].

Несмотря на легализацию рыночных отношений, похоронная инфраструктура по-прежнему оставалась в руках государства (советов/муниципалитетов): похоронным кооперативам было разрешено только справлять сами похороны, а также выпускать ритуальную атрибутику. Таким образом, местные органы по-прежнему были вынуждены содержать разрастающуюся, требующую вложения средств инфраструктуру, не имея на это необходимых ресурсов.

Однако даже возможность создавать частные похоронные компании существенно не изменила ритуальную сферу и не привела к ее бурному развитию, равно как и к росту качества услуг. Кладбища оставались в бесхозном состоянии, а продукция рынка ритуальных услуг хоть и покрывала товарный дефицит, но все же не соответствовала минимальным нормам качества [106].

«Общество ремонта» и советские практики бриколажа

Советское государство предпочитало не вмешиваться в похоронное дело: попытки администрирования показали его затратность и непропорциональность расходов на инфраструктуру.

Кроме того, трата ресурсов на «буржуазные пережитки» вроде ритуальной сферы рассматривалась как недопустимое дело.

Если перевести вышеописанное на социологический язык, получится следующее. Мы имеем дело с уникальным контекстом, который еще не описывался и не интерпретировался западными исследователями похоронного дела: при отсутствии возможностей для развития частного похоронного дела государственное управление ритуальной сферой не справляется со своими функциями[107]. Особенно ценно то, что данный кейс показывает, каким образом подобная дисфункция замещается и интерпретируется как норма.

Можно утверждать, что дисфункциональность советской похоронной инфраструктуры привела к формированию и закреплению неофициальной сети производителей ритуальных принадлежностей и самостоятельному обслуживанию объектов инфраструктуры советскими гражданами, что подтверждается корпусом свидетельств, приведенных выше. Такое положение дел привело к институционализации похоронного дела в неформальной форме и к бесхозности его инфраструктуры, которые стали в итоге одними из структурообразующих характеристик этой сферы.

Советские практики «постоянного ремонта поломанных вещей» подробно описаны социологами и антропологами, которые изучают повседневность СССР, однако в своих работах исследователи не касались похоронной сферы[108]. Софья Чуйкина и Екатерина Герасимова анализируют советские ремонтные практики и находят их буквально во всех аспектах повседневности, приходя к заключению, что советское общество — это «общество ремонта». Простой советский человек чинит все — от водопровода, машины и детских игрушек до одежды, он не выбрасывает пустые молочные бутылки и находит им новое применение (например, делает из них горшочки для растений)[109]. Как отмечают авторы, «сами практики покупок провоцировали дальнейшие социальные и экономические интеракции в неформальной сфере — обмены, продажи, ремонты, переделки, дарения, посылки родным и родственникам, передачу дефицитных вещей по наследству, то есть вещи способствовали горизонтальной и вертикальной коммуникации и интеграции в обществе. Происходило вовлечение вещей в сеть социальных отношений в качестве посредников и активных участников»[110]. Исследователи отмечают, что подобные практики становятся возможными благодаря отношению к вещам, принципиально отличающемуся от принятого в западной прагматической культуре.