Аргус против Марса - [2]

«Анри-Франсуа Бертон», – писарским почерком было выведено на папке с грифом «Секретно». На оборотной стороне в карманчик вложено фото. Дальше шли сведения о Бертоне: "Родился в Гавре в 1916 г. Окончил в Париже лицей и Высшее политехническое училище. Холост, проживает по ул. Тронше, 4.

С момента оккупации Франции – активный участник движения Сопротивления (группа «Мистраль»). В 1944 г. арестован, содержался в лагере Нейе Бремме.

«Второе бюро» заинтересовалось этим инженером-физиком, крупным специалистом по радиоэлектронике, после войны, когда он работал во французской компании «Бюлль». Она производила электронное оборудование военного назначения по заказам министерства обороны. Когда американская фирма «Дженерал электрик» получила в свои руки контроль над указанной компанией, Бертон протестовал против этой сделки, вступил в конфликт с дирекцией и был уволен – по неофициальной мотивировке – «за связи с краевыми».

Не коммунист, но не раз открыто выражал симпатии коммунистам.

В настоящее время – главный консультант и ведущий инженер фирмы «ТВ-франсэз». Передал фирме ряд своих патентов на изобретения в области телевидения. Пользуется неограниченным доверием: экспериментальные мастерские и лаборатории фирмы по улице Ренана, 23 фактически предоставлены ему в бесконтрольное распоряжение. Занимается сейчас проблемами объемного телевидения. Работы засекречены".

Полковник жирно подчеркнул красным карандашом две последние строчки документа и на полях написал: "Проект «Аргус». Подумал, тоже подчеркнул – дважды и поставил вопросительный знак.

...А капитан в это время разговаривал с начальником госпиталя, которого подняли с постели и экстренно доставили сюда. Медицинский майор сообщил, что состояние пострадавшего не внушает опасений, вывих вправлен и через пару дней больного можно будет выписать.

– Вы отвечаете за него головой, – сурово сказал капитан. – Если даже муха влетит или вылетит из палаты незамеченной...

В это время на улице Ренана грянул второй взрыв. Фасадная стена наклонилась и рухнула, открывая внутренность здания. Металлическая ажурная башня, венчавшая купол, взвилась в воздух и упала.

Полковник подкатил, как и обещал, через полчаса. Подшефный и начальник госпиталя ожидали его в вестибюле. Медицинский майор повел их к палате, где лежал Бертон, предупредительно распахнул дверь и щелкнул выключателем. Все трое ошеломленно застыли на пороге: койка пуста, окна настежь, в палате никого...

1. ТАЙНЫЕ СЕТИ

А под водой – неизвестный путь. -

Путь, затерявшийся в млечном свете,

Прямо ведет их, не дав свернуть,

В тайно расставленные сети.

Ян Нибор

Бертона поместили в палату на первом этаже, маленькую, уютную. В белом фарфоровом вазоне на тумбочке рдели головки поздних гвоздик. К запаху камфоры примешивался их приятный аромат.

Бертон лежал на постели в пижаме, до пояса прикрытый одеялом. Закинув руки за голову, прислушивался к тупой боли в ступне. Вывих вправлен, но скоро ли можно будет ходить?

Худощавый, со впалыми щеками, с небольшими усами под крупным носом с горбинкой, Бертон походил на д'Артаньяна. Только не на того, которого мы знаем по «Трем мушкетерам», а на д'Артаньяна из «Двадцать лет спустя», возмужалого, умудренного жизнью.

За окном монотонно барабанил осенний дождик, в радиаторе парового отопления сонно бормотала скопившаяся вода. Дверь приоткрылась, и на пол лег прямоугольник яркого света.

– Как себя чувствуете, месье? – прозвучал приятный женский голос. – Я прошу вас выпить это...

Бертон повернулся на бок и принял из рук сестры стакан с мутной жидкостью.

– Мерси, мадемуазель. Поднимите, пожалуйста, штору, я люблю слушать, как шумит дождь.

Сестра отошла к окну, зашуршала поднятая ткань. Бертон понюхал содержимое стакана, – это, видимо, снотворное. Пользуясь тем, что сестра стояла к нему спиной, он быстро вылил лекарство в цветочный вазон и откинулся на подушки.

– Вот и все. Я постараюсь быть послушным больным, мадемуазель. Кстати, скажите мне, как чувствует себя мой коллега? Его удалось спасти?

– О ком вы говорите? – недоуменно переспросила сестра. – Нет, месье, вас доставили сюда одного.

Бертон посмотрел в потолок, помолчал.

– Не будем отчаиваться, мадемуазель, – сказал од наконец. – Он все равно бы плохо кончил. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, месье. Если что-нибудь понадобится, позвоните...

Сестра ловким движением поправила подушки и ушла.

Дождь продолжал постукивать в стекло. Осень, настоящая осень... Бертону сейчас было горько, как никогда. Погибла лаборатория. Погиб многолетний труд. Коллега оказался мерзавцем и шпиком.

...Тогда тоже была осень, так же лил дождь. И так же болела раненая в ночной схватке нога. Опираясь на трость, он проходил по бульварам. Париж 1942 года, страшное, выражаясь словами Гейне, «арестованное время» во Франции. На рекламных щитах – желтые афиши со списками расстрелянных заложников. В лужах – отражение полотнищ с черной свастикой. По асфальту – грохот тяжелых кованых немецких сапог...

Проходя мимо небольшой церкви, Бертон услышал звуки Органа и решил зайти. Сел в последнем ряду и стал слушать проповедь седого кюре, сначала, как говорится, одним ухом, потом все внимательнее. Странная это была проповедь: кюре как будто призывал прихожан к смирению и подчинению властям предержащим и сотрудничеству с победителями. Он то и дело приводил подходящие тексты из писания, но как-то выходило, что оккупанты – «рабы тления» (второе послание апостола Петра, глава II, стих 19), «внутри суть волки хищные» (от Матфея, 7, стих 15) и «обнаженные мечи» (Псалмы, 54). Следовательно, сам всевышний указывает верующим, как им надлежит поступать, и да зачтутся им дела их.