Аргонавты Вселенной (редакция 1939 года) - [42]

Экран не действовал — вот и все. Тучи скрывали под собой поверхность планеты.

Однако, сейчас Николаю Петровичу было о чем думать и кроме инфракрасного экрана. Ракета, легко подчиняясь притяжению Венеры, плавно делала второй эллипс. Приближалось третье торможение. Это уже не было новостью. Николай Петрович знал, что все идет как следует. От минувшего волнения остались только следы. Так же быстро ракета мелькнула над тучами и отдалилась от них. Но теперь термометр показывал всего двести пятьдесят градусов выше нуля. Поверхность Венеры словно не отходила дальше; казалось, что ракета делает вокруг нее ровные круги.

Да, уже третий эллипс; Николай Петрович тихо промолвил:

— Через два часа пятьдесят четыре минуты четвертое торможение.

Утомление дало себя чувствовать всем, кроме него. Однообразная картина серого моря туч вызывала у Василия сонливость. С усилием он принуждал себя не закрывать глаз, но они словно слипались. Серые тучи одна над другой — и ничего больше… Негостеприимно встречает Венера их, отважных аргонавтов вселенной, негостеприимно… Голова Василия медленно клонилась на руки, отяжелела голова утомленного юноши. И, казалось ему, почти в ту же самую минуту он снова поднял ее. Те же самые тучи; никакой перемены. Но почему такое встревоженное лицо у Гуро? Почему Сокол нервным движением руки пощипывает свои маленькие усы? Что случилось?

В каюте было жарко. Василий почувствовал, что руки его вспотели.

— Что такое? — нерешительно спросил он.

— Прошло последнее торможение об атмосферу, — ответил Гуро. — Мы начинаем снижаться.

— Куда?

Вместо ответа Гуро только пожал плечами. И действительно — что было отвечать? Под ними была все та же самая густая завеса из туч. Не было никакой надежды, что она когда-нибудь развеется, позволит найти место для посадки.

Николай Петрович понимал, что при таких условиях посадки ракетный корабль имеет все шансы просто разбиться. Из последнего торможения ракета вышла со скоростью в семь с половиной километров в секунду. Это значительное уменьшение скорости, однако…

Простые расчеты показывали всю серьезность положения. Самолет на Земле садится со скоростью около ста километров в час. В час, а не в минуту ведь! И это считается рискованной скоростью. Посадка обыкновенного самолета — самый опасный момент полета.

Ракета летела теперь со скоростью семи с половиною километров в секунду, то есть — двадцати семи тысяч в час, в двести семьдесят раз быстрее самолета. Ракета облетела Венеру вокруг за час и тридцать шесть минут…

Однако, выбора не было. Инфракрасный экран не действовал. Нужно снижаться без его помощи, ибо теперь нельзя было даже рассмотреть на нем тот большой океан, который было видно раньше. Весь экран был закрыт серыми волнами тумана. Очевидно, и в самом деле неведомые излучения испортили работу чуткого экрана. Ладно, все равно нужно снижаться!

Рука Николая Петровича передвинула рычаг на боковой стене пульта. Задребезжал тревожный сигнальный звонок. И сразу тело Рындина дернулось вперед. Он с усилием удержался на месте, в своем пневматическом кресле.

Из задней части ракеты вылетел длинный стальной трос с шестью парашютами, расположенными один за другим. Но это не были обыкновенные парашюты: их конусы были направлены острием вперед, чтобы торможение было очень медленным. Иначе их бы просто разорвало, они быстро сгорели бы. Ракета, однако, резко уменьшила скорость. Она шла уже над самыми тучами.

На экране перископа, направленного назад, Николай Петрович увидел, как ярким пламенем вспыхнули два ближайших конусовидных парашюта. Они не выдержали, загорелись от трения о воздух. Быстрым движением Рындин передвинул рычаг дальше. Сзади выскочил еще один трос с шестью парашютами. Снова резкий толчок встряхнул ракету — и она скрылась в тучах. Уже ничего не было видно ни в один из телескопов. Словно густое белое молоко залило все.

Сокол не выдержал. Он спрятал побледневшее лицо в подушку гамака, чтобы ничего не видеть, ничего не слышать. Гуро, по внешнему виду, сохранял спокойствие. И только сжатые челюсти его указывали на волнение этого железного человека. Василий слышал, как стучит его собственное сердце, а пальцы его невольно хватались за край гамака каждый раз, когда ракету словно кто-то толкал назад.

Николай Петрович вел ракету вниз вслепую. Он работал, как хорошо налаженный механизм, как машина. Мозг его автоматически отмечал то, что показывали приборы. Скорость шесть километров в секунду… пять… четыре… тучи не рассеиваются… Они на Венере, должно быть, стелются совсем низко над поверхностью планеты. Скорость три… два километра в секунду. Ракета медленно повернулась хвостом вниз, тросы с парашютами между тем автоматически передвигались вдоль нее к передней выпуклой части. Теперь она летела уже вперед хвостом. Это было правильно, это должно было еще немного облегчить спуск. Кривая линия пути корабля пронизывала тучи по касательной к поверхности планеты. Когда ж окончатся эти тучи?..

И сразу прояснилось. Возглас удивления сорвался с уст Василия. Широко раскрытыми глазами смотрел он на экран.

Тучи остались наверху. Зеленый ковер буйной растительности покрывал поверхность Венеры. Что это было — заросли первобытного леса, или кусты, или трава — нельзя было рассмотреть. Но этот ковер покрывал собою всю неровную поверхность, насколько хватал глаз. Вон серебрится вода… и скалы, острые скалы поднимают свои вершины из зелени. Ракета мчится по кривой линии к ним…