Аргонавты Вселенной (редакция 1939 года) - [29]

Однако, настроение наше не улучшается, хотя мы и не показываем этого перед Николаем Петровичем. Виновен, разумеется, проклятый метеорит. Да, тот самый метеорит, который пробил стену ракеты и изменил силой своего удара направление движения нашего корабля. Как это случилось? Как угораздило нас наскочить на этого небесного бродягу?

Ведь каждому известно, что такой случай во время межпланетного путешествия должен быть настолько исключительным, что опасность подобной встречи на практике не стоило даже принимать во внимание. Только такой предусмотрительный путешественник, как академик Рындин, мог решить взять с собой специальную «шкатулку скорой технической помощи» с приборами, на тот случай, если вдруг стену ракеты пробьет метеорит.

Мы разговаривали об этом проклятом метеорите с Соколом и с Гуро. Вот как шла наша беседа.

— Мне вспоминаются разговоры на земле перед нашим вылетом, — хмуро заметил Гуро, — когда чересчур заботливые люди пророчили нам неминуемую гибель от какого-нибудь метеорита. Вы помните, Вадим, как разбил таких болельщиков Николай Петрович в своем блестящем выступлении в Колонном зале?.. В особенности того человека, который выступал, как астроном, и говорил про множество метеоритов, ежесекундно выбрасываемых космосом навстречу Земле?

— Ну, да, — отозвался Сокол, — как же, помню. Такой сухопарый, в пенсне? Вот показать бы ему наш метеорит. Наш никелевый кусочек…

(Я забыл сказать, что, возвращаясь наружным коридором после исправления аварии, Гуро нашел метеорит: он упал недалеко от пробоины. Это было что-то похожее на большой камень неправильной формы, довольно тяжелый, как уверял нас Сокол.

— Откуда вы знаете, что он тяжелый? — спросил я. — Ведь метеорит у нас в ракете, как и все остальное, не весит ничего.

Сокол объяснил мне, что в обычных условиях метеорит был бы тяжелым, хотя бы потому, что он на 95 % состоял из смеси никеля и железа).

Итак, наш корабль ранен железоникелевым космическим снарядом… как будто этим можно утешиться! А зачем нам этот никель? Разве что для коллекции…

Скажем прямо — нам очень не посчастливилось. Наскочить на метеорит в космосе почти невозможно. По вычислению известного астронома Майера, даже в самых густых потоках метеоритов, так называемых Леонидах, — отдельные твердые частицы потока отдалены одна от другой, самое меньшее, на 110 километров.

Профессор Ньютон, известный знаток метеоритной астрономии, утверждает безапелляционно: «Каждый метеорит в потоке отдален от своего соседа по крайней мере на 500 километров».

В библиотеке нашей ракеты, в книжке профессора Оберта, одного из творцов первых ракетных кораблей, я нашел такие фразы:

«Ракета должна путешествовать по вселенной по крайней мере 540 лет, пока встретит хотя бы один метеорит. С этой точки зрения путешествие в межпланетном корабле, во всяком случае, менее опасно, чем, например, поездка в автомобиле. Американский теоретик профессор Годард вычислил даже, что возможность встречи ракеты с метеоритом во время путешествия Земля-Луна выражается отношением 1:100 миллионам».

Одна возможность из 100 миллионов! Один шанс из 100 миллионов — и этот шанс выпал на нашу долю. Разве не особенное «счастье»?

В конце концов, все это не было бы важно, если бы не изменение курса ракеты. Николай Петрович определил, что наш корабль, вследствие столкновения с метеоритом, слегка переменил курс — куда-то к внутренней орбите, к Солнцу. Если нарисовать полуэллипс, по которому мчится сейчас наша ракета, то теперь он закончится не там, где должен был закончиться. Он не сойдется с линией орбиты Венеры тогда, когда на точке соединения будет эта планета. Нет, наш полуэллипс повернул ближе к Солнцу и теперь должен подойти скорее к орбите Меркурия, чем к орбите Венеры.

Разумеется, тут нет еще ничего страшного, потому что мы всегда можем изменить курс, выправить его с помощью наших ракетных двигателей. Но чтобы сделать это, нужно сначала высчитать, какое именно получилось изменение курса, найти поправки, проверить — и лишь после этого поворачивать корабль. Ведь у нас слишком ограниченный запас взрывчатого материала, чтобы мы могли расходовать его на экспериментальные изменения курса.

Вот почему Николай Петрович уже третьи сутки сидит в навигаторской рубке и исчисляет потребное изменение нашего курса. Все мы занимаемся тем временем разнообразными делами. Сокол решился точно изучить химический состав метеорита — и, кажется, уже скоро закончит эту работу. Гуро рассказал мне несколько историй из своей охотничьей жизни — очень интересные истории. Какой это опытный, бывалый охотник! Действительно, с ним не пропадешь. Я дал себе слово научиться стрелять не хуже его и быть всегда таким же спокойным и выдержанным, как он.

Кроме того, я за трое суток еще лучше ознакомился с нашим кораблем и приборами. Теперь я смело могу сказать, что знаю ракету, — это чудесное творение Николая Петровича. Попробую сжато описать тут, как устроен наш корабль.

Гигантская блестящая сигара — больше тридцати метров в длину и в наиболее широкой своей части семи с половиной метров в поперечнике. К сигаре с обеих сторон прикреплено еще по одной сигарке, значительно меньшей, всего метров восемь в длину. На хвосте сигары плавники — три плавника такой формы, как у рыбы.