Аргентовские - [3]
…В дубленом отцовском полушубке, затянутый ремнями старой армейской портупеи, Лавр шел на работу. Шел раньше обычного. Тревожные раздумья терзали его. То, что рассказал сегодня младший брат Костя, казалось невероятным.
…В кухню Костя влетел вихрем. На ходу снимая кожушок, спросил мать:
— Братка ишшо дома?
— А ты где шастаешь в такую рань?
Не ответив, Костя ринулся в горницу.
Лавр заправлял кровать, старательно разглаживая и одергивая покрывало. Делал он это как заправская хозяйка, а может, чуточку аккуратнее и строже.
Костя поманил его пальцем, увлекая в сени.
— Не седня-завтра в городе объявится банда Ведерникова, — сообщил он шепотом, пристраиваясь на кадушке с квашеной капустой.
— Ну?
— Вот те и «ну». — Костя многозначительно помолчал. — Третьего дни Ванька Янкин осадил голубей Шурки Рыжего. Рыжий — шасть туда. Зарылся в сено рядом с мызой и лежит, высматривает: как бы незаметно голубятню открыть. В одночасье слышит: дверь скрипнула, кто-то на крылечко вышел. Одного сразу признал — Семка, Ванькин брательник. «Вы, — грит, — не волновайтесь. Ведерников — человек слова. Сказал через три дня, значит, через три дня». Другой грит: «Передай атаману: к вечеру ящик патронов и ящик винтовок в приметке за мызой будут. А потом, как договорились. Список тот же. Без стрельбы обойтиться надо».
— А второй-то кто был? — спросил Лавр. — Шурка признал?
— Пляхинский…
— Больше никому ни слова. Договорились?
— Могила!.. — Костя перед лицом скрестил руки. — Я и Шурке наказал…
За спиной скрипнул снег. Лавр оглянулся. Рядом остановилась кошевка, в которой полулежал Пляхинский. На облучке, заломив шапку набекрень, сидел бородатый милиционер. Фамилии его никто не знал, так и звали — Борода. Поговаривали, что раньше служил он в губернском жандармском управлении, но за какую-то провинность был разжалован и сослан в Курган.
— Товарищ Аргентовский, поедете с нами на оружейный склад совдепа. Присаживайтесь, — не поздоровавшись, приказал Пляхинский.
Лавр вскочил на облучок рядом с Бородой. «Ага, вот оно, начинается… Значит, Шурка Рыжий правду сказал…»
— А мы к вам, Михаил Иванович, — с улыбочкой обратился Пляхинский к заведующему складами совдепа Кравченко, собиравшемуся куда-то идти. — Требуется винтовок и патрончиков заполучить.
— Так вы же месяц тому назад получали…
— Мало, Михаил Иванович. Растем. Штат увеличивается.
Глянув в бумажку, которую протянул начальник милиции, Кравченко решительно вернул ее.
— Не могу. Требование должен подписать председатель совдепа. За тот ящик мне головомойка была… С удовольствием бы, но… — Кравченко развел руками. — Сами понимаете, ревтрибуналом пахнет.
— Какой еще ревтрибунал! — взвился начальник милиции. — Ты забыл, с кем дело имеешь! Советую…
— Забыть не забыл, а наперед порядок блюсти буду, — перебил его кладовщик и взял в руки замки, давая понять, что разговор окончен.
— Стерва! Ты с кем говоришь?! Я шутить не умею! Застрелю, как собаку! — крикнул Пляхинский, наливаясь краской.
— Чем стращать, гражданин хороший, съездили бы в совдеп, подписали требование и на законных…
— Да я тебя в порошок сотру, мерзавец!
Пляхинский откинул полог, под которым стояли ящики с винтовками, крикнул Бороде:
— Берись, понесем!
Кравченко решительно встал на пути.
— Не позволю!
Пляхинский с Бородой пытались обойти его, но кладовщик толкнул ящик, и он грохнулся на земляной пол, подняв облачко пыли.
— На, выкуси!
Кравченко сунул под нос начальника милиции огромный кукиш. Тычком Пляхинский ударил его в живот. Тот охнул и присел, корчась от боли.
Лавр, наблюдавший эту сцену, побледнел, крепко схватил Пляхинского за лацканы кожанки, выдохнул в лицо:
— Издеваешься, гад?!
Оттолкнув Аргентовского, начальник милиции отступил за ящики, выхватил наган. Затем угрожающе двинулся на матроса. «Нападать. Не дать ему возможности выстрелить», — мелькнула мысль. Лавр сильно ударил Пляхинского в переносицу. Тот, выронив наган, упал на ящики. Сзади чьи-то пальцы сдавили горло. Выручило джиу-джитсу. Перехватив руки нападающего, Аргентовский завис на них. Под тяжестью тела пальцы ослабли, Лавр крутнулся и выскользнул. Снова тот же прием — удар кулаком в переносицу, — и телохранитель Пляхинского растянулся рядом со своим начальником.
Аргентовский помог кладовщику подняться, толкнул к двери.
— Топаем отсюда. Пока эти твари очухаются…
Но Кравченко запротестовал:
— Склад открытым не оставлю. Давай вытащим их на улицу, пускай ветерком обдует.
Климова у себя не было. Аргентовский и Кравченко направились к председателю ревтрибунала Ястржембскому. Возбужденный происшедшим, Кравченко принялся рассказывать, но прыгал с пятого на десятое, перемежая свою речь проклятиями.
Ястржембский перевел взгляд на Аргентовского.
— Может, вы толком пояснение сделаете?
Лавр подробно изложил суть дела и добавил:
— Пляхинский — враг. Заодно с бандой Ведерникова. Фактически вам говорю, Игнатий Адамович.
Ястржембский удивленно поднял жгуче-черные глаза на милиционера. В них блеснул огонек.
— Случай в складе — не есть повод для… такого серьезного обвинения.
«Не верит!.. Выходит, я — обманщик…» Эта мысль будто обожгла. Сорвав шапку с головы, Лавр кинул ее себе под ноги.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
В конце марта 1919 года колчаковская контрразведка разгромила подпольный большевистский центр в Челябинске. 66 человек было предано военно-полевому суду. Суд приговорил 32 подпольщиков к смертной казни, остальных — к различным срокам каторжных работ.В ночь на 18 мая 1919 года герои-подпольщики были зверски убиты во дворе уфимской тюрьмы. Среди них была одна женщина — С. А. Кривая, член Челябинского подпольного городского комитета партии.Светлой памяти Софьи Авсеевны Кривой посвящена книжка журналиста И. В. Булатова «Соня Кривая».
Яркую страницу из истории революционного прошлого Копейска раскрывает книга Я. М. Порохина и В. Ф. Рублева «Крепость не сдается».На протяжении ряда лет, начиная с 1956 года, краевед Я. М. Порохин упорной кропотливо собирал материал о борьбе копейчан против колчаковского засилья (1918—1919 гг.). Свыше 100 воспоминаний непосредственных участников борьбы в тяжелые годы подполья бережно обобщены и систематизированы авторами. Так в основу книги был положен большой фактический материал, архивные документы и воспоминания участников описываемых событий.Книга рассчитана на историков, краеведов и всех, кто интересуется революционным прошлым родного края.
«Северный летучий» — так назвали свою книгу И. И. Карпухин и А. И. Александров.А. И. Александров, заслуженный учитель школы РСФСР, член Союза журналистов СССР, вместе с членами научного общества (НОУ) при школе № 10 города Челябинска в течение пяти лет вели сбор материала и исследование по истории Северного летучего отряда.Члены НОУ работали в архивах Москвы, Ленинграда, Свердловска, Троицка, Челябинска. Юные исследователи прошли по боевому пути отряда от Челябинска до Троицка, от Бузулука до Оренбурга.
Каждую весну здесь буйно цветет сирень. Склонившись над памятником, печально шепчутся тополя.Более двухсот героев погибли в селе Мокроусово Курганской области в дни гражданской войны. Среди них комиссар Первого Крестьянского Коммунистического полка «Красные орлы» Александр Алексеевич Юдин, командир второй бригады 29-й дивизии Николай Павлович Захаров и другие.Героической судьбе Александра Юдина — матроса-черноморца, человека большой души — посвящена эта книга.Автор книги, журналист М. Шушарин, выражает глубокую благодарность Ф. И. Голикову, бывшему пулеметчику полка «Красные орлы», ныне Маршалу Советского Союза, бывшему начальнику штаба полка, ныне полковнику в отставке Л. А. Дудину; свидетелям тех событий: А. П. Ильиных, И. М. Куликову, A. Д. Могильникову, И. Г. Скурихиной, П. А. Балину, B. Т. Зеленину, Г. И. Тройнину; работникам Курганского государственного и партийного архивов, работникам Одесского, Киевского, Свердловского, Пермского, Тюменского государственных архивов; родственникам А. А. Юдина — Л. Живцовой и Т. Сомовой — за помощь, которую они оказали при создании книги.