Ардаф - [31]

– Странным образом мы встретились, ты и я! – сказал он, едва сознавая свои слова. – Ты не скажешь мне своего имени?

Лёгкий вздох вырвался из её груди.

– Моё имя Идрис, – ответила она тихим, мелодичным голосом, который донёс до его слуха намёк на нечто приятное и знакомое.

– Идрис! – повторил он. – Идрис! – И, не спуская с неё мечтательного взгляда, он поднял её руки к губам и нежно поцеловал. – Моя прекрасная Идрис! Откуда ты пришла?

Она встретила его взгляд с упрёком и удивлением.

– Из далёкой-далёкой страны, Теос! – и он вздрогнул, когда она так назвала его. – Из той земли, где любовь не исчезает и обещание не забывается!

И снова этот таинственный свет промелькнул по её бледному лику, цветочная корона на миг, казалось, вспыхнула диадемой из звёзд. Сердце его быстро забилось – мог ли он ей поверить? Была ли она действительно той сияющей пери7, чья эфирная красота так долго преследовала его воображение? Нет! Невозможно! Ведь если это она, то зачем бы ей скрывать свою природную красоту под маской такой обычной девушки?

Он испытующе вглядывался в каждую чёрточку её лица, и его сомнения по поводу духовного происхождения девушки всё более и более укреплялись. Она была живой, дышащей женщиной – обычным существом из плоти и крови, но как же тогда она появилась на поле Ардаф? Этот вопрос мучил его, пока вдруг логическое объяснение всей тайны не осенило его разум. Гелиобаз прислал её сюда специально, чтобы встретиться с ним! Ну конечно же! Каким же слепцом он был прежде, не видя столь прозрачной схемы! Хитрый халдей решил, что он, Теос Олвин, примет свой транс за реально пережитый опыт, так что вера в «вещи незримые и вечные» должна укрепиться. Многие теоретики психологии поддержали бы подобный обман как не только допустимый, но даже и достойный похвалы, если его используют в добрых намерениях. Даже почтенный затворник Эльзир, должно быть, сыграл свою роль в этом заговоре, и эта «Идрис», как она себя называет, несомненно, была отлично вышколена для своей роли! Целый план ради этого разговора! Что ж, он сыграет в нём свою роль, решился он! Почему бы и нет? Девушка чрезвычайно хороша – подлинный дух очарования! И небольшое любовное приключение под луной вреда не сделает. Тут он вдруг понял, что, пока все эти мысли проносились в его голове, он неосознанно позволил её рукам выскользнуть из своего пожатия, и теперь она стояла, отстранившись на небольшое расстояние, остановив на нём свой взгляд, исполненный самого искреннего сожаления. Он поспешно шагнул к ней, и тогда кровь его вскипела от ощущения необычайного удовольствия – удовольствия острого, почти до боли.

– Идрис! – прошептал он. – Идрис… – и замер в нерешительности.

Она взглянула на него с печальной задумчивостью потерянного и страдающего ребёнка, и лёгкая дрожь пробежала по всей её нежной фигурке.

– Мне холодно, Теос! – прошептала она с мольбой, снова протягивая к нему ручки – прекрасные, словно лепестки лилии ручки, на которые он удивлённо смотрел, но не взял. – Холодно, и я очень устала! Путь мой был долог, а земля темна!

– Темна? – повторил Олвин механически, всё ещё занятый подозрительным созерцанием её прелестной податливой фигуры, её нежного приподнятого лица и сверкающих золотом волос. – Темна? Здесь? При свете яркой луны? Нет, я видел много дней, что были темнее сегодняшней звёздной ночи!

Глаза её остановились на нём с определённо жалостливым удивлением, она устало уронила протянутые руки, и тень печального воспоминания перечеркнула красоту её лица.

– Ах, я и забыла, – глубоко вздохнула она, – о том, что этот странный, печальный мир называет светом тьму.

Мгновенная дрожь потрясла Олвина при этих словах. Он смотрел на неё в замешательстве и начал считать, что раз уж эта девушка, столь хорошо усвоившая таинственные речи и манеры, была явно отправлена на эту встречу с ним, то его едва ли можно винить в том, что он примет её слова за истину и насладится полным правдоподобием этого романа и необычайностью приключения.

Глаза его сверкали, когда он смотрел на неё, стоявшую пред ним, столь беззащитную и всю во власти его милосердия; его прежняя ленивая, скептическая улыбка заиграла на гордых губах – та самая улыбка мраморного изваяния Антиноя, сказавшего: «Поставьте меня пред лицом Истины – и я всё-таки не отброшу сомнений!» Выражение невольного восхищения и пробуждающихся страстей омрачило его лицо, он хотел что-то сказать, но она, глядя на него пристальным, наблюдательным, страстным взглядом, вдруг заломила руки в отчаянии и издала болезненный, рыдающий крик, поразивший его в самое сердце.

– Теос! Теос! О мой неверный возлюбленный! Что могу я сделать для тебя! Любовь, которой ты не видишь, не будет понята тобой; любви, которой ты противишься, ты не признаешь! Увы! Мой путь был напрасен, затея моя – безнадёжной! Ибо пока твоё неверие противится моей мольбе, как я могу увести тебя от опасности? Как перекинуть мост через пропасть между нашими душами? Как заслужить для тебя прощение и благословение у Царя Христа!

Слёзы стремительно хлынули из её глаз, и Олвин, устыдившись, подскочил к ней в раскаянии.