Арбузный король - [43]

Я отвернулся к окну и стал смотреть на работников дорожной службы, направляющих движение в объезд ремонтируемого участка. Мне пришла в голову мысль выскочить на ходу из машины и дать деру.

— Не волнуйся, — сказал дед и, протянув руку, похлопал меня по колену — иногда он таким способом демонстрировал свою привязанность. — Все будет хорошо. У тебя все будет хорошо. Проблема, Томас, не в нас с тобой, а в других. Многие люди вроде Эйвери, мистера Эймса… они недостаточно открыты. Мир предлагает им массу интересных возможностей, но они отказываются принимать этот мир таким. Знаешь почему? Потому что это недалекие люди, мелкие души. А знаешь, отчего у них мелкие души? Оттого что они выросли в мелких, захолустных городках. Я серьезно говорю. Поразмысли над этим. Мы почти все время слышим о больших городах, но мир в основном состоит из мелких городов и местечек, где живут люди с мелкими душами, маломерными сердцами и мелочными интересами. Не все, конечно. Бывают исключения. Иные выходцы из мелких городов со временем набирают масштаб, но в подавляющем большинстве они безнадежны. Я рассчитываю на то, что ты будешь особенным человеком, Томас. Ты не из мелкого города. Сейчас ты производишь впечатление прозаичного, лишенного фантазии юноши, но со временем это изменится. Суть не только в том, что ты не происходишь из мелкого города. Суть в том, что ты вообще непонятно откуда произошел. Телевизор, который ты смотришь, музыка, которую ты слушаешь, прочитанные тобой книги — ты можешь происходить откуда угодно. И это прекрасно! Я никому не говорил и не скажу об этом парадоксе, кроме тебя, а то люди могут это неправильно истолковать. Ты лучше их, Томас. Ты лучше людей из мелких городов. У них есть прошлое, и это прошлое привязывает их к родному месту. Это как мощная стена, через которую они не могут перелезть и которую не могут обойти стороной. Тогда как перед тобой нет преград, тебе открыты все горизонты, открыто будущее. Всегда смотри вперед, на горизонт. Ты молод. Никогда не волнуйся о том, что уже произошло; и если кто-то попытается внушить тебе обратное, просто скажи: «О чем это вы? Подумаешь, какие пустяки!» — и иди дальше своей дорогой. Не уподобляйся людям с мелкими душами, Томас.

Я продолжал смотреть в окно. Вообще-то я был бы рад иметь прошлое. Но ему я этого не сказал.

— Подумаешь, пустяки, — сказал я.

Остаток пути мы проехали молча.

— Через год после твоего рождения, — рассказывал мне дед, — еще до того, как в эти края проложили автостраду и обстроили ее заправочными станциями, магазинами и придорожными кафе, я совершил длительную поездку по сельской местности и приобрел участок в десять акров, где мы в конце концов и обосновались. До того мы с Анной жили в Эджвуде, где дом был наполнен воспоминаниями об Эллен и Люси, и мы решили купить наш с Анной первый совместный дом, чтобы немного ослабить давление прошлого. Участок был совершенно не разработан, но стоило мне только представить, каким он может стать, как я сразу влюбился в это самое представление. Оставив тебя с сиделкой, я привез Анну для осмотра места. Она всегда выражала готовность взглянуть на что-нибудь новенькое. И вот она обошла участок, и я показал ей, где будет проходить подъездная дорога, где будет стоять дом и где мы будем сидеть, любуясь красотой закатов. Она сказала, что все это очень мило: тишина, деревья, виды. Особенно ее восхитили оленьи тропы в лесу — я сказал, что сюда забредают северные олени. Однако она засомневалась, стоит ли поселяться так далеко от цивилизации. После Эшленда ей понравилось жить в большом городе.

«Мы добирались сюда почти двадцать минут», — сказала она, пиная носком туфли комок грязи с налипшими на него соломинками.

«Ты сейчас стоишь в гостиной, — сказал я, хотя на самом деле она опиралась рукой о ствол сосны. — Подумай об этом, Анна, — в собственной гостиной!»

«А ты где стоишь?»

«Я сейчас на кухне», — сказал я.

«Тогда, может, принесешь мне оттуда что-нибудь выпить? — сказала она. — Что-то жажда мучит».

Я рассмеялся, и она тоже, а затем она повисла у меня на шее.

«Вот только до города далековато», — сказала она мне на ухо.

«Город сам очень скоро доберется сюда, — сказал я, — и ты еще будешь желать оказаться от него подальше».

Я слегка оттянул назад голову Анны и заглянул ей в глаза, а затем повернулся так, чтобы она могла видеть статую Вулкана на Красной горе, в нескольких милях оттуда. Солнце садилось, задевая вершины холмов. Я отошел в сторону от Анны и раскинул руки, обнимая все пространство перед нами.

«Ты понимаешь, где мы с тобой находимся? — сказал я. — Попробуй догадаться. Почему именно это место, а не другое — в городе или поближе к шоссе? Да потому что, когда Вулкана вышвырнули с Олимпа, он приземлился как раз в этих местах! На этой самой горе. Здесь место падения всех богов, изгнанных из рая. Кто знает, может как-нибудь поутру мы проснемся и увидим одного из них, хромающего по дороге к нашему дому? Разве мы можем упустить такой шанс?»

Самое большое несчастье, которое может приключиться с инициативным и деятельным человеком, — это неожиданная утрата перспектив, невозможность приложить к чему-либо свои силы и знания. Именно это несчастье произошло с моим дедом. После отзыва его риелторской лицензии он сильно переменился. Он почти не разговаривал со мной или Анной и вообще обращал на нас мало внимания. Это было очень странно. Таким образом, я начал ощущать себя сиротой еще до того, как осиротел на самом деле. Чувство безысходного одиночества постепенно распространилось на всех нас. Дед подолгу бродил по дому, словно искал какую-то потерянную вещь, и этой вещью были не я и не Анна, хотя мы ощущали себя такими же потерянными, как и он. Изредка дед и я с притворно деловым видом садились в машину и ездили по городу, останавливаясь перед домами с табличкой «ПРОДАЕТСЯ», и дед бубнил что-то насчет жилой площади, высоты потолков и падающих звезд. Это было начало угасания, растянувшегося на три года. Он стал гораздо тише и заметно убавил в размерах, потому что сделан он был не из плоти и крови: он состоял по большей части из всевозможных историй, из словесной эквилибристики на грани недоверия слушателей. Лишенный этих историй, он как-то весь сжался, ушел внутрь себя. Он не явился на мой выпускной вечер в школе и проспал мой восемнадцатый день рождения. В последнее Рождество мы, как обычно, отправились навестить миссис Невинс, которая казалась бессмертной, и она вручила счастливый десятицентовик не мне, а деду.