Арбузный король - [32]

Люси оставила мне указания, как добраться до дома ее отца, написав их на страничке в линейку, вырванной из учебной тетради Игги, но мне не было нужды сверяться с записями. Я помнила их наизусть. Еще накануне родов я купила все необходимое: пеленки, одеяла, утирки, молочную смесь, а также детское автомобильное креслице, в котором ты уместился лежа. В случае крайней необходимости я должна была везти тебя прямиком в Джефферсонскую детскую клинику, которая находится недалеко от Эшленда, но крайней необходимости не возникло: слава Богу или кому там еще наверху, вся поездка прошла без сучка без задоринки.

Я выросла в глухой провинции, так что можешь себе представить, какое впечатление на меня произвел Бирмингем. Когда я увидела огромные, уходящие в небо дома, у меня началось легкое головокружение. Сейчас ты ко всему этому привык, но для меня это был совершенно другой мир — я до того всего лишь однажды, в двенадцать лет, посетила большой город. Впервые встречаясь с чем-то подобным, начинаешь ощущать собственную значимость, а в моем случае это чувство еще усиливалось из-за твоего присутствия на соседнем сиденье. Я вела машину как во сне — это был сон обо мне, проезжающей сквозь мир, который был создан специально для того, чтобы я сквозь него проехала. Я подробно описываю свое тогдашнее состояние потому, что такие моменты случаются в жизни нечасто и запоминаются навсегда.

Так мы пересекли весь город, снова очутились среди полей, а еще через какое-то время въехали в Эджвуд, который казался типичным спальным пригородом: уютные домики в окружении высоких деревьев, кусты вдоль дороги, ухоженные лужайки. Дом, из которого Люси уехала годом ранее, после смерти матери, выглядел точно как в ее описании. Стоя на пригорке, он ловил последние лучи заходящего солнца, которое уже не освещало низину. Я затормозила перед домом и поглядела на него, не глуша мотор.

С этого момента события начали развиваться не по задуманному плану. Предполагалось, что я оставлю тебя на крыльце и уеду. На этом настаивала Люси. Я должна была положить ребенка на крыльцо, постучать в дверь, как стучит почтальон, доставивший посылку, а затем быстро убираться оттуда — Люси не хотела, чтобы отец узнал подробности случившегося от кого-нибудь, кроме нее самой. Она сказала, что последует за мной очень скоро, через пару дней, когда немного оправится, а до того времени ее отец сумеет позаботиться о ребенке.

— Это обычное дело, — сказала она. — Люди сплошь и рядом подкидывают младенцев на пороги чужих домов.

— Неужели? — спросила я.

— Вспомни книги, — сказала она. — Сколько раз ты читала, как кто-нибудь открывает дверь своего дома и находит на крыльце плачущего младенца в пеленках с приложенной к нему запиской?

— Ни разу, — сказала я. — Мне не попадалось ни одной такой книги. Правда, я не так уж много их прочла.

— Говорю тебе, это обычное дело. Можешь мне поверить.

И я сказала, что верю, но при этом подумала, что она свихнулась.

Однако все решала она, я же была всего лишь курьером. Я подошла к дому и осторожно заглянула в окно гостиной: твой дед читал книгу, сидя в старом кресле рядом с маленькой рождественской елкой, ветви которой едва выдерживали тяжесть елочных игрушек. Он пока не подозревал о грядущих больших переменах в своей жизни. Я положила тебя на крыльцо, готовясь постучать и сразу уехать. Но тут я подумала: уехать куда? Обратно в Эшленд? К «Антрекоту», чашкам кофе, арбузам и прочему, когда там уже не будет Люси, которая должна была вскоре вернуться домой? А поскольку в Эшленде уже знают, что я увезла тебя у них из-под носа, нетрудно догадаться, какой меня встретит прием. В тот момент я сделала выбор. Еще до того, как твой дед подошел к двери, у меня возникло это чувство: отсюда я никуда не уеду.

Я постучала и стала ждать. Ожидание казалось очень долгим, но это была та самая необходимая пауза, промежуток времени между концом одной жизни и началом другой. Я ждала появления твоего деда. Он тогда был еще вполне молодым мужчиной — чуть постарше, чем я сейчас. Он открыл дверь и оценил ситуацию. Неизвестная ему женщина с неизвестным ребенком на руках. Я не сразу нашлась что сказать, он тоже. Где-то с минуту мы просто смотрели друг на друга. И я поняла, от кого Люси достались ее зеленые глаза. Потом я повернулась так, чтобы он мог лучше разглядеть тебя. И он улыбнулся. Клянусь, один лишь взгляд на тебя вызвал у него улыбку.

— Ваша дочь… — сказала я, и это были мои первые слова, обращенные к нему. — Это ее ребенок.

Поразительно, как много всего сразу может выдержать человек. Передо мной стоял мужчина, не имевший весточки о своей дочери в течение целого года, после чего к нему пришла странная женщина с младенцем и заявила, что это ребенок Люси. Как он смог перенести такое известие и не обратиться тут же на месте в груду пепла, было выше моего понимания. Впрочем, Эдмунд был особенный: он догадался обо всем в первый же момент. Ему многое довелось повидать и пережить. И вот явились мы с тобой. На улице быстро холодало, и он пригласил нас в дом, где заварил чай и выслушал мою историю. Стараясь ничего не упустить, я рассказала ему о Люси, об Эшленде и о тебе. Я сказала, что она скоро прибудет вслед за нами, через день или два, когда окрепнет после родов и проконсультируется с врачом.