Арбатская повесть - [77]

Главное внимание наше, естественно, было обращено на «Марию»: она должна была вступить в строй действующих линкоров первой. У «Марии» скоро мог появиться и мощный собрат — однотипный линкор «Екатерина II», более известный позднее под другим, данным ему после Февральской революции именем — «Свободная Россия».

Верман сообщил Сгибневу и Феоктистову, что за взрыв «Марии» они получат по восемьдесят тысяч рублей золотом каждый, а выплата произойдет сразу по окончании военных действий. Предатели так и не дождались награды: вихрь Октября оборвал все связи, в Германии произошла революция, и много лет спустя на допросе Сгибнев со вздохом признается советским чекистам: «Потерять такую заработанную сумму!.. Это было для нас трагедией…» Воистину бездонна мера падения человека: предательство они считали… работой. Более того, узнав о процентном распределении «заработанной» суммы между ним и Феоктистовым, Сгибнев, как рассказал Верман, возмутился: «Почему по пятьдесят процентов?! Это несправедливо. Ведь непосредственно на «Марии» осуществлял диверсию я… Мне и положено больше».

Как только началась война, над организацией Вермана нависла угроза. Обстоятельства «работы» сразу и резко осложнились.

По приказу военных властей, все лица немецкой национальности должны были в течение двух суток покинуть Николаев, стратегически важный город, где строились мощнейшие корабли. К тому же Николаев находился в непосредственной близости к базе Черноморского флота — Севастополю.

Верман также подлежал выселению. Но он не мог уехать, не завершив до конца подготовку к диверсии на строящихся и вводимых в строй линейных кораблях. Такого провала ему бы не простили. Что делать? Минимум две недели нужно было выиграть Верману, несмотря ни на что.

Поздним вечером, когда стемнело, у памятника адмиралу Грейгу в городском сквере Верман встречается с Матвеевым.

— Нужно действовать, — говорит он. — Я не могу сейчас уехать. Вы это отлично знаете.

— Но как? Обойти приказ невозможно.

— Невозможных ситуаций не существует, Матвеев. Вы, как разведчик, должны это понимать. К тому же вы — городской голова, хозяин города. Думайте!..

— Я уже думал. Есть один-единственный шанс — уговорить жандармского ротмистра Иевлева. Отвечает за выселение непосредственно он.

— За чем же стало дело? Кажется, сей достойный муж числится в ваших друзьях?

Матвеев задумался.

— Все это так. Но здесь не должно быть осечки. Сами видите, какие времена! Вдруг он побоится… Его надо чем-то связать…

— Чем? — машинально спросил Верман. И вдруг его осенило: — Послушайте, Матвеев! Он любит играть в карты?

— Да. Но при чем тут это?

— Жизнь вас ничему не научила, Матвеев. Пригласите ротмистра в Английский клуб. Для него это честь…

— И…

— И партнером его должен быть достойный игрок. Остальное я беру на себя.

— Ясно! — Лицо Матвеева посветлело. — Как же я сразу об этом не подумал!

Верман рассмеялся:

— Думать никогда не вредно, Матвеев. Особенно в таких ситуациях, в какой мы с вами оказались…

О дальнейшем Верман рассказывает так:

«В Одессе в 1914 году служил жандармский полковник Берг, хороший знакомый николаевского жандармского ротмистра Иевлева. Иевлева пригласили на игру в баккара, подсунув ему партнером опытнейшего карточного шулера, доставленного специально для этой цели Бергом из Варшавы. В игре участвовал «сам» Матвеев, так что Иевлев ничего не мог заподозрить. Словом, проигрался ротмистр «в дым». Матвеев любезно предложил ему в долг денег для продолжения игры. Иевлев взял. И снова… проигрался. Когда через два дня Матвеев зашел к Иевлеву на службу, тот побледнел: подумал, что пришли за долгом. А денег у него не было…

— Господин Иевлев, — сказал Матвеев, — ради бога не беспокойтесь! Разве бы я позволил себе потревожить вас в связи с этой мелочью… У меня к вам небольшая пустяковая просьба.

— Я весь внимание! — Иевлев просиял…»

«Верман, — рассказывает Лукин, — превосходно передал всю эту сцену «в лицах», от души потешаясь над «незадачливым ротмистром…»

«— Я прошу за нашего общего хорошего друга Виктора Эдуардовича. Вы же знаете…

— Да, — поморщился Иевлев, — этот приказ о выселении. Я очень хорошо отношусь к господину Верману, можно сказать — люблю его… Но приказ есть приказ…

— А я и не хочу, чтобы вы его нарушали. Вы же знаете, Виктор Эдуардович — деловой человек. У него здесь, в городе, масса серьезных дел, требующих завершения. Ему нужно для этого всего две недели… А потом… Потом он уедет…

— О, две недели — это пустяк! — снова просиял Иевлев, подумав втайне, что, судя по всему, окажи он Матвееву эту услугу, долг, по всей вероятности, не будет нужно возвращать вообще. — Две недели — ерунда… Давайте договоримся так: пусть господин Верман спокойно завершает свои дела. Могу же я в этой военной суматохе не заметить, что один из сотен немцев, подлежащих выселению, на какие-то две недели задержался в Николаеве?!

— Конечно, можете…

— Ну и отлично! Я ничего не знаю, ничего не вижу, ничего не слышу…»

Расстались Иевлев и Матвеев самыми лучшими друзьями…

И Верман «ликвидирует» дела: передает их Бруно Густавовичу Линке, назначив его резидентом.