Арбатская повесть - [35]

Но не всегда преступную руку удавалось схватить вовремя…

Это произошло незадолго до второй мировой войны.

— Мне нужно видеть директора… — Посетитель говорил с сильным иностранным акцентом.

— Он сейчас занят, — ответил научный сотрудник Центрального военно-морского музея в Ленинграде. — Может быть, я смогу быть вам полезен?.. Директор освободится через полчаса. У него — совещание.

— Ничего, — улыбнулся посетитель. — Я подожду… Хотя, как это по-русски: «Ждать и догонять — хуже некуда».

— Почти так, — подтвердил сотрудник и развел руками. — Тогда могу вам только предложить осмотреть наши коллекции.

— Гут! То есть — карашо! Я согласен.

Человек в форме иностранного моряка отошел в сторону и с любопытством начал разглядывать старинные бронзовые пушки времен Петра I, огромную модель «Потемкина» и надолго задержался у витрины, где на синем бархате лежали закладные серебряные доски линейных кораблей «Гангут» и «Императрица Мария».

Потом внимание его привлекли находившиеся рядом экспонаты, относившиеся к периоду первой мировой войны, — спасательный круг с германского броненосного крейсера «Фридрих Карл», взорвавшегося на русских минах, спасательный круг с крейсера «Паллада», участвовавшего в захвате германского крейсера «Магдебург», и трофейный компас с «Магдебурга», реликвии с подводного линейного заградителя «Краб», кораблей «Новик» и «Сивуч», спасательный пояс с немецкого миноносца «76».

— Это все, — пояснил сопровождавший иностранного моряка сотрудник, указывая на пояс, — что осталось от семи новейших немецких миноносцев, подорвавшихся на русских минах в одну ночь, которую немцы назвали «черной ночью немецкого флота»…

— О, я немного знаком с историей того времени, — хмуро ответил гость. — Кстати, герр директор еще не освободился?..

Сотрудник взглянул на часы:

— Видимо, совещание уже закончилось. Пойдемте, я вас провожу.

По длинным переходам, где в застекленных шкафах стояли модели старинных парусных кораблей, они прошли в кабинет директора. Из кабинета выходили люди.

— Мы как раз вовремя, — заметил сотрудник. — Прошу…

— Чем могу служить? — директор поднялся из-за стола.

— Я хотел бы поговорить, как это, инкогнито…

— Вы хотите сказать — один на один?

— Именно…

— Ну что же, оставьте нас, Сергей Павлович! — директор извиняюще улыбнулся сотруднику. — Видимо, у товарища есть на то какие-то причины…

Далее посетитель повел себя более чем странно.

— С кем имею честь? — спросил директор, когда сотрудник вышел.

— Это не столь важно… Не имеет значения, — пояснил гость. — Я имею к вам деловой предложений…

— Слушаю вас.

— Я только что рассматривал в витрине закладную доску линкора «Императрица Мария»… Я мог бы обогатить вашу экспозицию… — Он вынул из кармана несколько снимков и разложил их на столе директора.

— Это же «Мария»! — удивленно воскликнул тот.

— Да, — удовлетворенно согласился гость. — Она самая. Вернее — ее гибель. Катастрофа, так сказать, во всех ее фазах. Это уникальные снимки… Никто и никогда вам снова их не предложит.

— Но откуда они у вас?

— Это тоже не имеет значения… Таковы обстоятельства… Я продаю — вы покупаете. Ничего большего я, к сожалению, сообщить вам не имею права…

Музей купил снимки.

Посетитель ушел, так и не назвав ни своей фамилии, ни источника этих уникальных фотокадров…

Вот тогда «карты сошлись». Увиденные мною в Морском музее фотографии были копиями тех, кенигсбергских. Как они попали в Кенигсберг? Ясно — их мог привезти туда только разведчик. Немец, живший в Кенигсберге, не мог сделать таких снимков ни «на память», ни получить в качестве сувенира: между Германией и Россией в то время, когда снимки были сделаны, шла война.

Подтверждения этим своим раздумьям я нашел и в «Примечаниях» к очерку Крылова, опубликованных во втором издании его книги «Некоторые случаи аварии и гибели судов»:

«…Линейный корабль «Императрица Мария» стал жертвой диверсионного акта со стороны германских шпионов. Гибель «Императрицы Марии» от германской диверсии не предположение, а вполне обоснованный факт. Подтверждением этого может служить, в частности, следующий случай. Однажды в Военно-морской музей явился неизвестный иностранный морской офицер и предложил коллекцию фотографических снимков «Императрицы Марии», произведенных в момент гибели корабля».

Свидетельство такого же рода находим у Г. Есютина.

Но должен оговориться: сегодня документальных свидетельств этой истории не обнаружено.

Мне предстояло еще заняться найденными фотографиями взрыва «Марии».

«Точку фотографирования, — советовал в своем письме Ф. И. Паславский, — можно определить по створам: кадетский корпус — «Мария» — на город…»

Отдаю фото на экспертизу.

Заключение ее, последовавшее за изучением снимков, не допускало двух толкований:

«Подобную серию снимков могли сделать лишь люди, знавшие день и час замышлявшейся диверсии».

Иначе говоря, участники диверсионного акта.

«Действительно, — прокомментировал мне снимки и сложившуюся в связи с их находкой ситуацию один из крупнейших фотоэкспертов, — происхождение этих снимков не может вызвать двух толкований. Во-первых, кто бы разрешил фотолюбителю фотографировать в военное время Северную бухту Севастополя, где стояли военные корабли? Никто. Тем более что все газеты кричали тогда о германском шпионаже. Такой человек немедленно обратил бы на себя внимание и был бы задержан. Во-вторых, для того чтобы сделать такую серию, нужно заранее выбрать и точку съемки и иметь необходимое количество пленки. В-третьих, трудно представить себе фотолюбителя, ежели бы даже такой нашелся, который бы встал ни свет ни заря к утренней побудке на кораблях, когда произошел взрыв, чтобы сделать снимки, которые можно спокойно сделать днем, при гораздо лучшем освещении».