Арарат - [31]

Наконец он увидел сани, мчавшиеся ему навстречу по темному снегу. Проезжая мимо, седоки подали ему знак остановиться. Чарский узнал графа и его секунданта. Молодой виконт выбрался из своих саней и, увязая в снегу, направился к Чарскому. Лицо его под меховой шапкой было белее снега.

Чарский ожидал, что он спросит, почему с ним нет импровизатора, но вместо того он испуганным тоном воскликнул:

– Придется все отменить! Кто-то побывал там до нас. Жандармы повсюду! Один из моих соотечественников… Дантес…

– Что с ним? – потребовал ответа Чарский, чувствуя, как ледяная рука сдавливает ему горло.

– Ранен. Не опасно. Но вот его противник… Пушкин…

– Боже мой!

Чарский крикнул кучеру поворачивать и гнать обратно в город со всей возможной быстротой.

Нет, не может этого быть! Это совсем не то, чего я хотел! Если бы только он больше слушал невозмутимого и легкомысленного Чарского, а не взбалмошного, эмоционального импровизатора, этого бы не случилось! Кому какое дело, спит Дантес с его женой или нет? Я листаю обратно страницы своего блокнота, в крайнем волнении зачеркивая испещрившие их строки. Начну сначала, перемещу действие на дюжину лет назад, и все пойдет по-другому…

ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ

Глава IV

…иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землей?

Медный всадник

Когда неаполитанец закончил свое выступление, рукоплескания утихли и публика разошлась, Чарский предложил приезжему покататься по ночному Петербургу. На протяжении всего пути, пролегавшего по безмолвным и темным улицам, он не прекращал расточать ему комплименты, уверяя поникшего духом итальянца, что никто и не думает винить его в том, что он потерял нить своей импровизации на тему о Клеопатре.

– К величайшему сожалению, – объяснял Чарский, – вас потревожили те офицеры, что пошли к выходу. У нас сейчас тяжелые времена: прежний император не так давно скончался, а коронация нового еще не проведена. Хотя междуцарствие по-своему помогло нам. Если бы двор не был в трауре, если бы по обыкновению устраивались балы и рауты, народу бы к нам пришло меньше… Ну а что вы думаете о Петербурге? Можете представить себе, что около года назад он был под водой?

Они въехали на большую пустынную площадь.

– Кто это там на коне, Signor? – спросил итальянец, указывая на медную статую.

– Это наш Петр, основатель города. Год назад он вздыбливал своего жеребца над потоком воды. Потрясающее было зрелище!

– По крайности, вы можете не опасаться пожара, Eccellenza, – сказал неаполитанец с улыбкой. – Как приходится нам в Неаполе.

– Это правда, – сказал Чарский. – Наша Нева и ее гранит дружелюбнее, чем Везувий. Пожары мы оставляем нашим московским друзьям. Но уверяю вас, наводнения могут быть столь же разрушительны. Строить здесь город было со стороны Петра безумием. Но какой это великолепный идол, верно? Монарх половины мира, а может, и более чем половины. Мой старый лицейский товарищ Пушкин – вы слышали о нем?

– Si, Signor.

– Разумеется! Если бы он не был в ссылке в собственной деревне, вы обратились бы за помощью к нему, а не ко мне… Нет, не извиняйтесь! – Чарский улыбнулся явному смущению импровизатора. – Вы были бы совершенно правы. Он гораздо лучше меня, чудесный поэт.

– Почему же он в ссылке, Signor?

– Потому что писал свободолюбивые стихи; а еще и скабрезные, наподобие своей поэмы о Деве Марии, которой в один и тот же день вставляли и Бог, и Гавриил, и Сатана.

Заметив, что итальянец ничуть не обескуражен его словами, Чарский добавил:

– И потому что он сам вставлял генеральской жене. Если бы не эти маленькие слабости, он был бы сегодня с нами в Петербурге, вместо того чтобы чахнуть в родовом имении.

Чарский вздохнул. Затем, видя, что итальянец утратил интерес и более не слушает, он добавил:

– И все же нет худа без добра: благодаря наводнению я имею возможность предложить вам достойное и недорогое жилье. Хозяйка будет рада новому постояльцу. Прежний, как полагают, утонул при наводнении, и она с тех пор не может найти, кем его заменить.

Они остановились напротив ряда роскошных стройных зданий, чьи фасады были обращены на площадь. Чарский приготовился сойти.

– Это здесь я буду жить? – заикаясь, проговорил потрясенный итальянец, округляя глаза. – И вы говорите – недорого? Corpo di Вассо!

Чарский, помогая итальянцу подняться, сказал со смехом:

– Нет, мой друг! Туда я отвезу вас завтра. Квартира в скромном, но чистом и почтенном квартале. Вам она понравится. А этот дом принадлежит благородной даме, графине Агриппине Закревской. Она самая красивая женщина в Петербурге, а также самая умная и самая равнодушная к сплетням. Истинная Клеопатра, медная Венера! Некое дело, назначенное ранее и не терпящее отлагательства, лишило ее возможности прийти на ваше представление, но она жаждет познакомиться с вами и надеется, что сумеет убедить вас выступить перед ней в частном порядке. Ее мать и младшая сестра сегодня присутствовали: вы должны были их заметить. Помните, девушка написала вам тему по настоянию своей матери? Сестра затмевает бедняжку по всем статьям…

Чарского и импровизатора проводили в роскошную приемную; лакей, принявший у них пальто и шляпы, приветствовал Чарского с почтительной фамильярностью и сказал, что его хозяйка их ожидает. Чарский повел своего спутника вверх по мраморной лестнице.