Аракчеев - [171]
16 апреля, в понедельник, в первый день Страстной недели, графу стало еще хуже. Докторов вокруг него было достаточно: в субботу приехал из Петербурга К. П. Миллер, а несколькими часами позднее прибыл присланный императором Николаем, узнавшим о болезни Аракчеева, лейб-медик Я. В. Виллье. Пришел врач из госпиталя, устроенного в Грузине для крестьян. Однако помочь больному старику доктора уже не могли, и он знал это. Поэтому просил известить о приближающейся смерти близких к нему людей. Во вторник был послан гонец в Старую Руссу к генералу Ф. К. фон Фрикену, которому граф в воскресенье отписал письмо. Прибыл в среду поручик А. П. Бровцын, крестник Аракчеева — сын его товарища по учебе в кадетском корпусе[213]. И еще кто-то.
В пятницу 20-го Аракчееву сделалось совсем плохо, началась сильная одышка. Еще ранее доктора предположили, что у него аневризм в сердце. В тот день граф исповедался и причастился.
Вечером, чувствуя приближение смерти, он попросил проводить его в свой кабинет. Бровцын и камердинер Влас взяли старика под руки и повели. Но успели вывести лишь в соседнюю комнату, как увидели идущего навстречу Виллье. Тот остановил графа, сказав, что любые движения ему крайне вредны. Тогда Аракчеев попросил усадить его в кресло в этой же комнате против стоявшего на серебряной тумбе бюста Александра I. Сначала он просто сидел и говорил с находившимся рядом Бровцыным. Затем попросил его почитать ему газету. Часа через полтора, утомленный, выразил желание возвратиться обратно в ту комнату, в которой лежал. Это была та самая комната, где останавливался император Александр, когда приезжал в Грузино. И Аракчеев лежал на том самом диване, на котором отдыхал его августейший благодетель.
На этом святом для себя месте он умер тихо поутру в субботу 21 апреля, глядя полузрячими своими глазами на портрет Александра Благословенного. Перед уходом едва слышно произнес: «Простите меня, кого я обидел». А в Грузинском соборе в это время происходило утреннее богослужение и уже выносили плащаницу…
Хоронили его в среду на Святой неделе со всеми воинскими почестями. Буквально на следующий день после его смерти в Грузино прибыл батальон гренадерского графа Аракчеева полка и привезены были пушки.
Под грохот пушечной пальбы тело графа опустили в им самим приготовленную могилу в соборе рядом с памятником императору Павлу, и возле могилы Настасьи Минкиной. Сверху положили надгробную плиту из гранита, высеченную по его приказу знаменитым скульптором Мартосом еще в 1818 году. Тогда же были вырезаны на плите слова: «Да пребудет и прах мой у подножия изображения Твоего! На сем месте погребен русский Новгородский дворянин, граф Алексей Андреевич Аракчеев, родился 1769 года сентября 23 дня, умер…» К сим словам добавили только дату: «в 1834 году апреля 21 дня».
Похоронен был Аракчеев в рубашке, которую подарил ему когда-то великий князь Александр.
Завещательный документ о том, как должно по смерти его распорядиться Грузинской вотчиной, Аракчеев составил еще в 1812 году и в день отъезда в действующую армию — 6 декабря — представил на утверждение императору. Согласно высочайше утвержденной воле графа имение его превращалось в майорат, то есть могло перейти после смерти его в полном, нераздельном виде лишь к одному наследнику. Аракчеев обязался сделать позднее приписку к своему духовному завещанию с указанием, кого назначает он наследником своего имущества.
30 апреля 1834 года на чрезвычайном собрании трех первых департаментов Сената произведено было вскрытие духовного завещания умершего Аракчеева. Никакой приписки о том, кому наследовать Грузинскую вотчину, граф, как обнаружилось, не оставил. Сенаторы определили, что в таком случае, по смыслу самого завещания, право назначить наследника принадлежит императору.
Его Величество над судьбой аракчеевского наследства думал недолго. Все имущество Грузинской вотчины было отдано им Новгородскому кадетскому корпусу, которому в соответствии с этим присвоено было имя графа Аракчеева и герб его.
То, что Аракчеев не назначил себе наследника не по какой-то оплошности, а совершенно сознательно, показывает надпись, оставленная им на одном из прокладных листов принадлежавшей ему книги Святого Евангелия: «Аракчеев все свое состояние возвратил туда, откуда получил».
В апреле 1833 года граф Аракчеев положил в государственный заемный банк под проценты 50 тысяч рублей. Тогда же он оформил завещание, согласно которому назначалась награда тому, кто через 100 лет по смерти императора Александра напишет лучшее историческое сочинение о нем. Подлинный текст завещания был утвержден императором Николаем и заверен управляющим Министерством народного просвещения тайным советником Сергеем Норовым. Его отдали на хранение в Императорскую Академию наук. Граф сделал две копии с него: одну предполагал передать своему потомку, который будет владеть его имением[214], вторую оставил в соборе Андрея Первозванного села Грузино. Алексей Андреевич собственной рукой начертал эту копию на листах напрестольного Евангелия, под печатным текстом, так озаглавив ее: «Завещательное распоряжение о предназначаемой награде за лучшее сочинение истории царствования императора всероссийского Александра I». По замыслу Аракчеева в течение девяноста трех лет сумма в 50 тысяч рублей с процентами к ней должна была находиться в банке в неприкосновенности. Из нее граф завещал выделить в 1925 году три четверти (приблизительно полтора миллиона рублей) в награду автору лучшей книги об императоре Александре I. Оставшаяся четвертая часть денежной суммы предназначалась им на оплату расходов по изданию этой книги и ее переводу с русского языка на французский и немецкий, а также на премию автору той биографии Александра, которая будет признана второй по качеству.
Книга представляет собой документальное повествование о необычной судьбе одного из наиболее выдающихся государственных деятелей и реформаторов России Михаила Михайловича Сперанского (1772–1839). Ему, сыну простого сельского священника, суждено было оказаться в самом пекле политической жизни страны первой трети XIX века, пережить невиданные взлеты и падения. Личность Сперанского изображена на фоне событий эпохи, во взаимоотношениях с императорами Александром I и Николаем I, видными сановниками, литераторами, декабристами.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».